— А где стража с офицером?
— Наш сагам на соседних воротах стоит, а стража ворот сбежала, — ответил самар, вынимая из ножен меч.
— Щитоносцы – вперёд! — приказал Поиис, когда ворота открылись, выхватил клинок и рванулся вслед за своими солдатами.
Выскочившие из ворот тапийские воины увидели засеку, за которой в неком подобии боевого порядка стояли сотни две бойцов вольных рот. При этом засека, точнее, две засеки вопреки всем правилам воинского искусства не перегораживали дорогу, а шли параллельно ей и служили своеобразными направляющими для выбирающихся из города.
— Стой! Перестроиться клином! Прикрыться щитами! — нервно отдавал команды Поиис, разглядывая из-за спин своих подчинённых позицию противника.
Вольники выстроились в два рассредоточенных трёхшеренговых строя справа и слева за засеками, которые отделяли дорогу от поля. Ближе к городской стене уступом стояли одношеренговые строи по две дюжины лучников в каждом.
Тем временем за спиной Поииса послышался грохот сапог. Сагам обернулся. Лучники, выбежавшие из ворот, начали строиться в боевой порядок за спинами щитоносцев, не дожидаясь команды. Когда стрелки заняли боевое построение, Поиис проорал:
— Шагом! Вперёд, марш!
Тапийские войны медленно двинулись по дороге от ворот. Впереди шли щитоносцы, их строй представлял нечто среднее между «свиньёй» и «черепахой», так что они защищались от стрелков вольников не только впереди, но и прикрываясь щитами сверху. За ними шли лучники, на ходу готовясь к стрельбе.
Обтекая с двух сторон Поииса, так и оставшегося стоять перед раскрытым проходом в город, из ворот выдвинулись четыре колонны тапийских воинов. Две внутренние колонны составляли пикинёры, а внешние – щитоносцы. Они присоединялись к клину с таким расчётом, чтобы каждого солдата с пикой прикрывал солдат со щитом.
Первый залп вольники и тапийские лучники произвели одновременно, причём с одинаковым результатом – никто не был ни убит, ни ранен. Собственно на этом залповая стрельба и закончилось – лучники с обеих сторон начали стрелять по готовности. Уже через полминуты тапийские воины, шедшие в первых рядах, стали походить на ёжиков из-за воткнувшихся в их щиты стрел. К огромному сожалению вольников на таком расстоянии щиты не пробивали даже бронебойные стрелы, так что обстрел пока существенных результатов не давал.
В свою очередь тапийские лучники были вынуждены стрелять практически наугад навесом из-за щитов, так что первый их залп лег с недолетом, а затем стрелы перелетали через вольных лучников и падали среди стоявших вдоль засек бойцов, не причиняя им особого вреда
— Дядечка, а чего они разбегаются-то? — спросил убелённого сединами ветерана безусый новобранец, шедший в первой шеренге щитоносцев.
— Жить хотят, вот и разбегаются, — флегматично ответил ветеран, глядя как вольники драпанули в разные стороны из-за спин своих лучников, — щитов-то у них нет, а ты свой держи, как на тренировке, а то...
Договорить ветеран не успел – в его щит воткнулись сразу две стрелы, а в только что вскинутый щит новобранца – четыре.
Ощутив за собой пустоту, лучники вольников почувствовали себя неуютно. Конечно, засека – это надёжная защита от врага, но всё равно не дело лучников сходится с противником в рукопашной. Поэтому лучники, находящиеся за правой засекой, разделились на два отряда, и пока одни меняли позицию, другие прикрывали их отход. Лучники же за левой засекой отступали все вместе, и лишь пару раз остановились, чтобы дать довольно жидкий залп после чего сразу бросались бежать.
— Дядечка, а кто правильнее бежит, те, которые справа, или те, которые слева? — снова вылез новобранец.
— А без разницы, ты щит, главное, держи! — ответил ветеран...
Организованная колонна тапийских беженцев миновала засеки, практически не встретив сопротивления наёмников – обстрел лучников можно не считать - и гордо промаршировала на расположенное за небольшой рощей огромное кукурузное поле.
— Встать в оборонительный круг! Гражданских в середину! — орал Поиис, а вокруг него стояли вой и плач, заглушаемые треском ломаемых стеблей кукурузы.
— Дядечка, а зачем такое вот построение? — в очередной раз полюбопытствовал новобранец.
— Защищаем гражданских, — флегматично ответил ветеран и дёрнул плечом, на которое стоящий за ним пикинёр положил своё оружие.
Тем временем небольшая группа мечников, используя свои клинки вместо серпов, расчищала пространство перед образовавшимся строем.
— Дядечка, а что они делают-то? — никак не унимался новобранец, глядя на эти своеобразные сельхозработы.
— Место для битвы расчищают – чтоб наши пикинёры видели, куда бить, — всё так же флегматично ответил ветеран.
— Дядечка, а кукурузу не подожгут? — уже совсем жалобно спросил бестолковый молодец, представляя себе, как они окажутся в кольце огня.
— Дык, она ж неспелая, — в первый раз потеряв терпение, ответил седовласый ветеран. — Как они её подожгут-то? Ты меньше вспоминай байки жрецов, и щит правильно держи! А то учишь вас, учишь, а вы всё в строю правильно стоять не можете. Стрелы лучше пообломай, умник, а не вопросы глупые задавай...
***
— Хорошо горит, — сказал Степан, удобно расположившись в вороньем гнезде тримарана Снурии.
— Однако одна группа тапийцев ушла в кукурузное поле, — недовольно заметила капитан тримарана.
— Где? — уточнил Голушко.
— Чуть правее вот той рощицы, — сказала Снурия, передавая ему подзорную трубу.
— Действительно, тысяч пять, наверное, — согласился Степан, возвращая трубу хозяйке, и пожав плечами, меланхолично произнёс:
— Повезло им.
— А я считаю, что вы плохо выполнили работу.
— С чего бы это? Пожар уже вошёл в такую силу, что город сгорит в любом случае, — удивился Степан.
— Слишком много тапийцев выжили! — с ненавистью прошипела Снурия.
— Мадемуазель, — с трудом сохраняя серьёзную мину, проговорил Голушко, — я подрядился сжечь город, о его жителях уговора не было.
— Да, это так, но я всё равно вами недовольна, — еле сдерживаясь, чтобы не выкинуть своего пассажира за борт, ответила капитан тримарана.
— Могу вернуть деньги, — удерживая улыбку, ответил Степан.
— Всю тысячу золотых? — ехидно уточнила Снурия.
— А почему бы и нет, — невинным тоном ответил Голушко.
— Большая добыча? — понимающе уточнила Снурия.
— Хватает, — подмигнув, ответил Степан и, посмотрев вниз, гаркнул:
— Сержант! Вы уже отсчитали долю нашего агента?
— Да, сэр! — буркнул Билко.
— Отлично, отдайте ему, посадите в ялик, и попутного ветра ему в..., — тут Голушко примолк и смущённо глянул на Снурию, а потом даже чуток покраснел.
— Да не смущайтесь так, — улыбнулась первый раз за день Снурия, — мы, моряки, люди простые.
— В общем, я хочу, чтобы этот Ребел..., — тут Степана прервал звон отбиваемых склянок, — исчез отсюда до следующего удара гонга, тьфу, то есть я хотел сказать, рынды, тьфу, то есть колокола... Короче, вы меня поняли, сержант. — Помолчав ещё секунд пятнадцать, Голушко строго уточнил:
— И я не хочу, чтобы с ним произошёл «несчастный случай», в котором будут замешаны наши ребята. Надеюсь, вы всё поняли, сержант?
Судя по лицу Билко, он всё понял, но приказ ему категорически не понравился. Ещё вчера подобное распоряжение отрядный сержант, не задумываясь, проигнорировал бы, но сегодня... Сержант машинально огляделся вокруг в поисках поддержки, но не нашёл её. Они захватили огромную добычу, и Голушко был намерен честно её разделить. Это подняло авторитет капитана гвардии Валинора на такую немыслимую высоту, что пренебрежение его приказом могло стоить отрядному сержанту ОЧЕНЬ дорого. Даже Бетур, цепной пёс, служивший сначала главе городской шайки Рахи, а затем ставший отрядным сержантом гвардии Валинора, отвёл глаза...