Можно, конечно, разъехаться, но Нина не хотела покидать квартиру родителей. И всякий раз, когда наши отношения заходили в тупик, Нина вспоминала о моей доле в квартире, и конфликт медленно, но затухал. На время.
С момента моего отъезда на море мы с ней разговаривали лишь раз. И то о коммунальных платежах.
- Ева, я... - обратился Герман, когда, загнав машину и закрыв ворота, подошел ко мне и Саше.
- Сашенька, - поняв необходимость поговорить с Германом без свидетеля, я отослала девочку полюбоваться цветами, - Пойди, посмотри, какие замечательные розы растут у мамы дяди Германа.
Девочка, не раздумывая, пошла к цветам, а я сдержанно поинтересовалась у Германа:
- Ещё какие-нибудь наказы?
- Да, - начал он. - Моя мать не в том состоянии, чтобы выслушивать историю про похищение Саши. Постарайся не выплёскивать злобу, накопленную на меня.
- Постараюсь, - заверила. – Это всё?
- И не веди себя как замученная неудовлетворённая стерва.
- Как кто? - возмутилась я.
- Вот именно так и не веди себя. И чаще улыбайся.
- Тебе?
- Я-то обойдусь. А вот матери моей улыбайся. Хочешь вернуть Сашу? Улыбайся. И меньше разговаривай. На все её вопросы отвечу сам. Твоё дело лишь помалкивать.
- Ты преступник и псих, - не выдержала я.
- Вешаться на шею старому мужику, конечно, гораздо благороднее.
- Кому вешаться?
- Тебе! Тебе вешаться на шею деда моей дочери.
- Что? Да как ты смеешь такое говорить?
- Смею. Ещё как смею. Я-то деньги зарабатываю не через постель.
- Да как ты... - запнулась от возмущения, но, собрав силы, выплеснула, - Сволочь!
- Но не блядь же.
В его сторону тут же полетела моя рука. И, что характерно, долетела. Влепила ему пощечину, смачно, оглушив даже саму себя. Однако, поняв, что я сделала, отскочила от Германа и, боясь его реакции, сгруппировалась. Как боксёр перед раундом. Ручки свои зажала в кулачки. И выставила перед собой.
А он рассмеялся.
Аж обидно. Вернее, обидно вдвойне. Оскорбил и хохочет в лицо.
- Нет, ты не блядь, просто дурочка.
Сил его послать у меня хватило. А он ещё сильнее рассмеялся и сделал шаг в мою сторону. Я от него отскочила.
- И смешная.
Обидно.
Какой-то бандюга и так издевается!
- Ева, - перестав ухмыляться, он уточнил, - ты способна сделать то, что я тебе сказал?
- Способна, - огрызнулась я.
- Вот и славно. Я рад, что ты обучаемая девочка, – надменно улыбнувшись, он пошел к Саше, которая настолько увлеклась созерцанием роз, что без малого заблудилась в этом благоуханном мире цветов.
Она, конечно же, не видела и не слышала наш с Германом диалог, от которого меня ещё долго трясло.
***
- Мама, посмотри, я Сашу привёз. А это Ева.
- Как тебе это удалось, Гриша? - улыбнувшись, пожилая женщина посмотрела сначала на меня, потом на Сашу.
Судя по всему, женщина была очень больна. И постель покидала крайне редко. Её ослабленный болезнью, вымученный вид вызвал у меня жалость.
Но что ещё больше смутило, это её обращение к Герману: "Гриша". Это имя совсем не вязалось с Германом.
- Сынок, ты приехал насовсем?
- Нет, мам. Вечером повезу девочек обратно.
- Так скоро?
- По-другому не получается,- извинялся Герман (который откликался ещё и на Гришу).
Саша стояла рядом с ним. Ей было не понятно, что происходит. Какая-то больная бабушка, которая пристально разглядывает её и иногда меня. Сам Герман вёл себя вполне сносно. Он выглядел спокойным. Хотя я всё же заметила в его взгляде тоскливую печаль. И как дрожали его руки.
- Дочка, принеси воды, - попросила меня мать Германа и протянула кружку.
Я кружку машинально приняла, но куда идти за водой не поняла. На помощь пришел Герман. Махнул куда идти, и я пошла в сторону предполагаемой кухни. Когда пришла в нужное помещение, немного растерялась. В раковине гора посуды, и добраться до воды не так-то просто. Отставила часть тарелок из раковины на столик и, открыв кран, наполнила кружку водой.
- Надеюсь, её можно пить, - сказала сама себе. И уже хотела идти к пожилой женщине, как столкнулась с Германом.
- Ой!
- Вода здесь хорошая. Родниковая. Я сам отнесу.
Отобрал у меня кружку и вышел из кухни.
А я осталась без дела.
С одной стороны, меня это даже устраивало. Хотелось перевести дух и подумать о сложившейся ситуации без давления в виде Германа, который действовал на меня, как удав на кролика. Ам! – и нет меня!