Кравцов принял участок от начальника смены, отработавшей свои пять часов.
- Ну и распотрошили вы отсек, Чезаре, - сказал он, оглядывая срезанные балки и узенькие мостки, под которыми зияла черная пустота.
- Тут уровень был выше, пришлось порезать весь настил, - ответил инженер-итальянец, вытирая полотенцем смуглое лицо. - Взгляните на отметку.
Он протянул Кравцову эскиз.
- Знаю, - сказал Кравцов. - Но тут под нами атомная станция...
- Которая не работает.
- Но которая будет работать. А вы обрушили настил на ее перекрытие. Кравцов посветил фонариком вниз.
- Что вы от меня хотите, Алессандро?
- Придется поднимать настил. Над реактором не должно быть ничего, кроме перекрытия.
Монтажники из обеих смен прислушивались. Ацетиленовые лампы лили голубоватый свет на их обнаженные плечи и спины, лоснящиеся от пота.
- Мы прошли сегодня на семь метров больше нормы, - сказал итальянец. - Главное - скорее закончить коридор, а если под ним будет немножко мусору...
- Только не здесь, - прервал его Кравцов. - Ладно, Чезаре, уводите смену, - добавил он, переходя на английский. - Придется нам поставить тали и малость порасчистить ваш мусор.
- Это что же? - раздался вдруг хриплый голос. - Итальяшки напакостили, а нам за ними подбирать?
- Кто это сказал? - Кравцов резко обернулся.
Несколько секунд в отсеке было тихо, только привычно погромыхивала наверху гроза. Оловянников - он тоже был здесь - перевел Али-Овсаду прозвучавшую фразу. "Ай-яй-яй", - Али-Овсад покачал головой, поцокал языком.
- Кто сказал? - повторил Кравцов. - Джим, это кто-то из ваших.
Джим Паркинсон, держась длинной рукой за двутавровую балку перекрытия, понуро молчал.
Тут из толпы выдвинулся коренастый техасец с головой, повязанной пестрой косынкой.
- Ну, я сказал, - буркнул он, глядя исподлобья на Кравцова. - А в чем дело? Я за других работать не собираюсь.
- Так я и думал. Знакомый голосок... Сейчас же принесите извинения итальянской смене, Флетчер.
- Еще чего! - Флетчер вскинул голову. - Пусть они извиняются.
- В таком случае я вас отстраняю от работы. Спускайтесь вниз и с первым катером отправляйтесь на "Фукуоку". Утром получите расчет.
- Ну и плевал я на вашу работу! - заорал Флетчер. - Пропади оно все пропадом, а я и сам не желаю больше вкалывать в этой чертовой жарище!
Он сплюнул и, прыгая с мостков на мостки, пошел к проходу, ведущему на площадку трапа.
Монтажники заговорили все сразу, отсек наполнился гулом голосов.
- Тихо! - крикнул Кравцов. - Ребята, мы тут работаем сообща, потому что только сообща можно сделать такое огромное дело. Мы можем спорить и не соглашаться с кем-нибудь, но давайте уважать друг друга! Правильно я говорю?
- Правильно! - раздались выкрики.
- Ну его к дьяволу, давайте начинать работу!
- Не имеете права выгонять!
- Правильно, инженер!
- Тихо! - Кравцов выбросил вверх обе руки. - Говорю вам прямо: пока я руковожу этой сменой, никто здесь безнаказанно не оскорбит человека другой национальности. Всем понятно, что я сказал? Ну и все. Надевайте скафандры!
Чезаре подошел к Кравцову и, широко улыбаясь, похлопал его по плечу. Итальянцы, усталые и мокрые от пота, гуськом потянулись к выходу, они переговаривались на ходу, оживленно жестикулировали.
Кравцов велел ставить тали.
- Кто полезет вниз стропить листы настила? - спросил он.
- Давайте я полезу, - сразу отозвался Чулков.
Из полутьмы соседнего отсека вдруг снова возникла фигура итальянского инженера, за ним шли несколько монтажников.
- Алессандро, - сказал он, прыгнув на мостки к Кравцову. - Мои ребята решили еще немножко поработать. Мы расчистим там, внизу.
33
В адской духоте и сырости внутренних помещений плота - долгие пять часов. Гудящее пламя резаков, стук паровой лебедки, скрежет стальных листов, шипение сварки... Метр за метром - вперед! Уже немного метров осталось. Скоро замкнется кольцевой коридор, опояшет средний этаж плавучего острова по периметру. Облицовщики, идущие за монтажниками, покрывают стены и потолок коридора белым жаростойким пластиком, и уже электрики устанавливают блоки гигантского кольцевого сердечника...
Вперед, вперед, монтажники!
Под утро смена Кравцова возвращается на "Фукуока-мару". Сил хватает только на то, чтобы добраться до теплого дождика душа.
Теперь спать, спать. Но, видно, слишком велика усталость, а Кравцов, когда переутомится, долго не может уснуть. Он ворочается на узкой койке, пробует считать до ста, но сон нейдет. Перед глазами - жмурь не жмурь торчат переплеты балок, в ушах гудит, поет пламя горелок. Ну что ты будешь делать!..
Он тянется к спичкам, зажигает керосиновую лампу. Почитать газеты?.. Ага, вот что он сделает: допишет письмо!
"...Вчера не успел, заканчиваю сегодня. Ну и жизнь у нас пошла. Маринка! Причесаться - и то некогда. Уж больно надоело без электричества, вот мы и жмем что есть сил. Скоро уже, скоро!
Понимаешь, как только столб будет перерезай, магниты снова станут магнитами и турбогенераторы атомной станции дадут ток в обмотки возбудителей кольцевого сердечника. Комбинация наложенных полей мгновенно вступит во взаимодействие с полем столба, и он остановится.
Столб обладает чудовищной прочностью, но, по расчетам, его перережет направленный взрыв атомной бомбы. Помнишь, я тебе писал, как столб притянул и унес контейнер с прибором? Так вот..."
Осторожный стук в дверь. Просовывается голова Джима Паркинсона:
- Извините, сэр, но я увидел, что у вас горит свет...
- Заходите, Джим. Почему не спите?
- Да не спится после душа. И потом Флетчер не дает покоя.
- Флетчер? Что ему надо?
- Он просит не увольнять его, сэр. Все-таки нигде так не платят.
- Послушайте, Джим, я многое могу простить, но это...
- Понимаю. Вы за равенство и так далее. Он готов извиниться перед итальянским инженером.
- Хорошо, - устало говорит Кравцов, наконец-то ему захотелось спать, глаза просто слипаются. - Пусть завтра извинится перед всей итальянской сменой. В присутствии наших ребят.
- Я передам ему, - с некоторым сомнением в голосе отвечает Джим. Ну, покойной ночи. - Он уходит.
Авторучка валится у Кравцова из руки. Он заставляет себя добраться до койки и засыпает мертвым сном.