— Очень удобно, — ответил Вильямс. — Пусть они учатся русскому языку. Наша наука не хуже, а лучше их науки.
Это было сделано совершенно правильно. Иностранцы еще больше зауважали Вильямса и шли потом к нему на прием, как к мировой величине, к мировому авторитету.
В наследстве Вильямса не хватает описаний многих его экспериментов. Эксперимент не был для него священнодействием, а только рабочим моментом в ряду умозаключений и выводов. Убедится, сделает нужные выводы и идет дальше. Этим он отличался от многих ученых, всю жизнь проводящих на «подножном корму», которые плюнуть не могли без предварительного эксперимента. Но этим же он создал трудности для тех последователей, которые хотели бы проверить его выводы. Им приходится заново повторять каждый опыт.
Шуманов Степан Сергеевич. Замдиректора Почвенно-агропочвенной станции. Секретарь партячейки в 1928 году.
Был пастухом. Мальчишкой ушел на фронт. В 1919 году осенью красноармейцы получили подарки. На вагоне было написано мелом: «Бойцам Красной Армии от рабочих и служащих Петровской сельскохозяйственной академии». В госпитале расспросил об этом вузе политрука. Потом был демобилизован, два года заведовал отделом коллективизации Уземотдела. Почувствовал недостаточность своего образования, узнал об организации рабфаков при вузах и решил поступить в Петровскую, теперь Тимирязевскую, академию.
Первые рабфаковцы были в шинелях, некоторые даже в лаптях. Большинство профессоров не подпускали их к аудиториям. Только Вильямс, Каблуков, Демьянов относились к ним с большим вниманием. Постепенно аудитории были отвоеваны, и однажды с Дояренко был такой случай. Пустив их в аудиторию, он распорядился вынести оттуда все учебное имущество. Тогда рабфаковцы вежливо постучались к нему в дверь и напомнили:
— Алексей Григорьевич, вы указочку забыли.
Через минуту опять постучались:
— Алексей Григорьевич, еще тряпочка ваша осталась. И заячья лапка.
После этого Дояренко перестал уносить из аудитории учебное оборудование.
Когда обсуждался вопрос — два или три года должен быть курс обучения на рабфаке, Вильямс был за два года. Он считал, что чем скорее рабфаковцы попадут на основной курс, тем лучше. Стране нужны красные специалисты. И кроме общеобразовательных предметов Вильямс включил в курс рабфака почвоведение с началами земледелия. Сам читал эту дисциплину.
Антагонизм между рабфаковцами и старыми студентами был большой. Различие было и во внешнем виде. Старые студенты щеголяли в форме, а новых студентов они называли мешочниками за то, что те являлись в академию с мешком: авось удастся получить жмыхов или кролика. Среди студентов было много детей попов, кулаков. Как-то раз с одного студента сшибли форменную фуражку, которую он не снял во время пения «Интернационала» и демонстративно остался сидеть. Потом началась серьезная и открытая политическая борьба. Дело это было трудное: членов партии в 1921 году было всего 17 человек. У враждующих групп студентов все было врозь: отдельные сходки, отдельные литературно-художественные вечера.
Читая на рабфаке лекции, Вильямс спрашивал, все ли понятно. Отвечают: «Не все». Вильямс просматривает их записи.
«Вам надо перестраивать свои мысли. Уметь мыслить не только конкретными и привычными образами, но и абстрактными, обобщенными понятиями. Скажем, почва. Землю вы представляете в виде глины, песка, чернозема, супеси и т. д. Иначе говоря, вы представляете ее конкретно. Почва же, о которой я вам говорю, это нечто уже обобщенное».
После избрания Вильямса ректором (1922), пролетарское студенчество собралось в столовке (теперь это физкультурный зал института механизации). Пригласили на собрание Вильямса. Речей не произносили, прочли только вслух (студент Никитин) предисловие Вильямса к «Общему земледелию» («Расторгнуты вековые цепи…»). Шуманов до сих пор помнит это предисловие наизусть. Тогда это чтение вызвало восторженные овации. Студенты встали и запели «Интернационал».
В 1928 году группа партийцев поставила задачу — видеть Вильямса членом партии. Посоветовались в МК и ЦК. Решено было, в случае согласия Вильямса, принять его в партию без кандидатского стажа. Вскоре после того как Вильямс подал заявление, было созвано вечером открытое партийное собрание. Народу в химичке собралось масса. Много комсомольцев. Вильямс рассказал свою биографию, стал отвечать на вопросы. Чувство юмора не оставило его и здесь, хотя он был очень взволнован. На вопрос, состоял ли в комсомоле, Вильямс ответил: «Сожалею, что родился почти на 60 лет раньше комсомола, а то обязательно состоял бы». (Смех, аплодисменты.)