Что он намерен сказать в предисловии к книге? Ему не хотелось бы, чтобы оно было чрезмерно ученым, наукообразным. Лучше пусть будут в нем такие слова:
«Беспредельна русская равнина, бесконечны русские поля… — Устремив взгляд в вагонное окно, он словно бы видел сквозь лед и грязь, наросшие на стекло, эти бескрайние поля… — Непрестанна работа русского гражданина над родною своей нивой, и только в ней лежит залог будущей мощи Российской республики… Не беден русский народ, он попирает ногами несметные богатства своей земли, и нужно только у м е т ь и з н а т ь, как взять этот клад, а работа не страшна… И если удастся этой книге о почве пролить хотя бы ничтожный свет знания на тяжелый труд русского гражданина-землепашца и хотя бы немного подвинуть его вперед в умении завоевывать свою будущую великую мощь, цель моей жизни будет достигнута…»
Санина Мария Павловна. С 1931 года работает в Тимирязевке, с 1934 года — около Василия Робертовича препаратором.
Рабочий день начинался в 8 часов утра. Василий Робертович приходил ровно в восемь, через окно лаборатории. Поднимался из сада по специально устроенной лесенке (с перилами с одной стороны). Сам отпирал замок (для этого ему приходилось распахнуть пальто и достать большой ключ, висящий у него на груди на длинной цепочке), открывал окно и спускался в комнату опять же по лесенке (4 ступеньки). Сначала он ходил от дома до музея пешком с помощью старой няньки своих сыновей Матрены, но однажды они оба упали, и последние годы его привозили на большой машине, с трудом разворачивавшейся между зданием академии, деревянным домиком Вильямса и оранжереями.
Мария Павловна доставала из бюро чернильницу, две ручки с перьями «рондо» и остро отточенные карандаши. Карандаши он любил мягкие — «B», «3B», химических карандашей не признавал (пачкали всё вокруг) и отучил от них своих сотрудников. Часто пользовался цветными, главным образом — синим. Чернилами писал сравнительно редко.
Василий Робертович садился за большой стол, стоявший перед окном, выходившим на площадку, где был когда-то питомник и лизиметры, а впоследствии, когда пристроили новое здание, — выходящим в парк. На столе помещались стаканчики с органическими веществами, электрическая баня для выпаривания жидкостей, на полочке повыше стола стоял большой сосуд с резиновой трубкой (вроде большой стеклянной клизмы) — в нем дистиллированная вода, слева, на уровне стола, водопроводная раковина.
В кармане белой, широкой пикейной рубашки Василия Робертовича лежали папиросы, карандаши. Усевшись, он выкуривал папиросу, думал. Потом принимался за работу.
В 11 часов утра завтракал, читал «Правду». Завтрак состоял из большой чашки очень крепкого чая (три ложки на чашку), бутербродов с маслом и сыром. Сыр он любил вонючий — лимбургский, рокфор, — шутил, что есть еще такой сыр, который сам ползает и за ним нужно смотреть в оба, а то уползет. Бутерброды резались им самим на мелкие кусочки, иначе он не мог есть из-за паралича лицевых нервов, искривившего ему рот.
Завтрак помещался на чайном столике, стоявшем рядом с рабочим столом, и накрывался стеклянным колпаком (крышкой от эксикатора — прибора, изолирующего от наружного воздуха), плотно прилегавшим к квадратной пластине матового стекла.
Днем Василий Робертович иногда пил еще сырую воду, но во время лекции никогда не пил и предостерегал от питья своих сотрудников, читавших лекции.
В 12 часов начинался прием посетителей, продолжавшийся до 2 часов. Мария Павловна записывала очередь. Принималось обычно до 10 человек в день, не считая групповых посещений. Приходили самые разные люди. Мария Павловна помнит, что приходили, например, даже пчеловоды, которым Василий Робертович советовал, как устраивать пастбища для пчел, засевать клевером.
Приходили люди, состоявшие «на пенсии» у Василия Робертовича, которым он регулярно помогал. Вручал он им эту пенсию через Марию Павловну. У каждого из этих иждивенцев было свое шутливое прозвище. Например, «барыня», вдова какого-то давно умершего профессора, или «Маша-бородавка», которая часто брала деньги вперед за два-три месяца, мотивируя тем, что чувствует приближение смерти: «Уж я в последний раз тебя, касатик, вижу. Ты дай уж мне и на похороны». А на следующий месяц как ни в чем не бывало являлась и брала еще, а на отдельные нужды получала особо.
В два часа дня Василий Робертович уходил обедать, в четыре часа возвращался и работал до шести — семи часов вечера.
Через каждые два часа ежедневно Мария Павловна подавала ему гомеопатические лекарства. В приеме их, как и во всем, Василий Робертович был чрезвычайно аккуратен. Лечил его доктор Кейс, Николай Иванович, пожилой, добродушный, небольшого роста, толстенький человечек. Гомеопат. Познакомились они, когда у Василия Робертовича случился припадок печени. Кейс основательно вылечил его. Об этом говорит и то, что Василий Робертович мог потом есть и свиное сало, и любимую им баранью ножку, нашпигованную чесноком, недожаренную, с кровью, и ливер телячий, и пирожки с ливером. Василий Робертович любил и простую пищу, например печеную картошку, и изысканную, в которой был одинаково умерен. Пил виноградное вино (небольшой стакан), — в сухом виноградном вине знал толк. Однажды ему подарили полувековой токай.