Козлов состоял при лизиметрах, четырнадцать лет переносил бутыли с почвенной водой в лабораторию. Каждая бутыль — в 10 литров, носил их по нескольку десятков в день. Исполнял всю техническую работу в лаборатории, многое наравне с лаборантами. Был молчалив, исполнителен, — этим очень подходил Вильямсу, с которым проводил все дни. Они понимали друг друга с полуслова.
Умер Козлов в 1934 году, за пять лет до смерти Вильямса.
Дорожко Анна Ивановна. Секретарь кафедры почвоведения.
Василий Робертович посылал сотрудников за свой счет в санаторий. Они не знали, что это личные деньги Василия Робертовича. Студентам он помогал особо льготной работой за высокую плату. К осени у него совсем не было свободных денег, а к весне опять накапливались, и все начиналось сызнова.
Анна Ивановна вспоминает, что когда она поступила на службу, то первое время очень боялась суровой внешности Василия Робертовича, но потом хорошо узнала его доброту и внимание к служащим. Даже замечания он делал в добродушно-шутливой форме.
— Вы пишете «штаты», — сказал он как-то Анне Ивановне, — лучше пишите «штат», в отличие от Северо-Американских Соединенных Штатов.
После его смерти сотрудники все осунулись, как будто умер близкий, родной человек. На похоронах плакала не одна тысяча глаз, как сказал в своей речи профессор Каблуков.
Везли его по Лиственничной аллее.
Кулаков Евгений Васильевич. Научный сотрудник. Аспирант В. Р. Вильямса.
Когда он выбрал себе тему и начал работать, Вильямс ему посоветовал: «Составьте сначала логический план. Подробный. Это важно: видеть отчетливо перед собой путь поисков».
Однажды Евгений Васильевич привез из экспедиции рога архара. Вильямс, у которого к рогам была слабость (над дверью основного зала музея всегда висели большие рога), попросил принести их к нему. Но их уже успел взять кто-то из хозяйственников. Вильямс настойчиво повторил свою просьбу: «Заберите у них и принесете ко мне». И не успокоился, пока рога не были доставлены.
В другой раз Евгений Васильевич поехал отмывать корневую систему, для демонстрации различных видов ее на с.-х. выставке. А на солонцах ее трудно отмыть, земля такая, что рыть могилу едва ли легче, чем помирать… Вильямс подал совет:
— Возьмите бочку, налейте воды, насыпьте соли, и этой соленой водой намочите корни, чтобы кальций из почвы вытеснить. Это крестьянин один меня надоумил. У меня, говорит, стояла бочка с соленой капустой и потекла. Так земля под ней как пух стала мягкая.
Потом, когда привезли эти корни, Вильямс сам с величайшей бережностью расправлял их, не позволяя никому это делать. Вообще к экспонатам, привезенным из экспедиции, он относился как к святыне.
— Затрачен большой труд, чтобы добыть и привезти это, — говорил он. — Труд этот надо уважать.
Аваев Михаил Григорьевич. Научный сотрудник агрономической станции.
Окончил Тимирязевскую академию по отделению культуртехники, организованному по инициативе Вильямса в 1922 году. Задача культуртехников — организовывать всю с.-х. территорию. Это не мелиораторы, не агрономы, не инженеры, а все вместе, точнее — агрономы с техническим уклоном, «мокрые агрономы», как их презрительно называли. Специальность эта особенно нужна для организации использования бросовых земель, которых в стране очень много.
Последний раз выезжал Вильямс в экспедицию в 1926 году. 26 культуртехников выехали в Закавказье — в Мугань, Ленкорань. Они должны были изучить вторичное засоление Муганской степи и влажные субтропики Ленкорани. В лодчонке по одному переезжали шоколадную бурлящую воду разлившегося Аракса, увязали в жидкой грязи болот, спали однажды в курятнике и сбежали, донятые куриными блохами и т. д.
Кочевой период экспедиции Вильямс провел в маленьком городке, занимаясь своей работой. Когда участники экспедиции вернулись, набравшиеся впечатлений, видевшие, казалось им, все, что можно было увидеть, Вильямс выслушал их внимательно, а затем стал расспрашивать: «А этого вы не видели?» — «Нет». — «А это видели?» — «Кажется, видели, но не обратили внимания…» Оказалось, что он знает все, что они могли ему рассказать, и даже больше того, не участвовав в их походе.