Месяца полтора назад Андрею с его бригадой поручили уточнить социальное происхождение девушки, которая писала в анкетах, что ее отец счетовод, а подругам обмолвилась, что в свободное время он поет в церкви; кроме того, она получала из дому чересчур сытные и дорогие для дочери счетовода посылки. Дело рядовое, несложное, — быстро удалось выяснить, что Лидия Зыкова — поповская дочь. Ее решили исключить из института как социально чуждую и притом обманщицу.
Андрей на собрании выступил против исключения. Ему попеняли: лучше бы он помалкивал в тряпочку; если личные симпатии руководят чувствами комсомольца, ему ли заправлять легкой кавалерией передового вуза. Сказано это было больше для острастки, — Андрею доверяли. Более того, вопрос о Зыковой решили отложить (в дальнейшем, после смерти Андрея, ее так и не исключили: она легко отказалась от родителей, хотя продолжала получать посылки и деньги, ездила домой на каникулы, — на все это смотрели сквозь пальцы). И все же она написала Андрею письмо, где проклинала за то, что он поручил своим «строкачам» разузнать о ней все, что она скрывала. «Да, находила нужным скрывать, — вызывающе писала она, — потому что хотела учиться, и считаю себя не хуже, а л у ч ш е т а к и х, к а к т ы…» (Последняя строчка жирно подчеркнута).
Письмо было краткое, по существу — записка, набросанная карандашом на клочке бумаги. Это и помогло сохраниться тексту: карандашные строчки не расплылись в воде, как расплылись бы чернила. Илье не дали прочесть письмо, но Рассопов читал, — он подружился со следователем, молодым парнем, недавно окончившим юрфак, и потом без конца твердил:
— Нет, но как эта Зыкова могла написать: «Стыжусь, что я тебе доверяла!» Написать это Андрею, честнейшему человеку! Да он и не употребил во зло ее доверие: она сама говорит, что не рассказывала ему, кто ее отец…
Илья слушал и не слышал его, потому что не мог отвязаться от мысли: не лучше ли, если бы Андрей жил в общежитии, вместе со всеми, и койка его стояла бы рядом с койкой Рассопова? Всего страшного, может быть, не случилось бы… Почему Андрей не поделился с братом? Не хотел смущать «неокрепший разум»? Не принимал всерьез, считал мальчиком? Не хотел его безапелляционных суждений? Или просто таил в себе и никого бы не посвятил в свою драму, в том числе и Рассопова?
Но была ли драма? Броситься в воду с целью утопиться, умея замечательно плавать, — это какой-то абсурд! Считать случайностью? Случайность понятна, если человек нормально купается, как и все, а тут же иначе…
Чтобы в институтских анналах не было лишнего ЧП, порешили считать смерть Андрея несчастным случаем. И все же на похороны его никого из общественных организаций не выделили — ни от комсомола, ни от профкома. Пришли несколько товарищей, которых Илья не знал, кажется, из бригады легких кавалеристов, а может, и нет. Среди них две девушки. Зыкову Илья никогда не видел, но краем уха слышал, что она не пришла. Речей никаких не произносили.
К концу, когда могилу стали засыпать землей, все незаметно разошлись; кажется, кто-то, прощаясь, пожал Илье руку, — впрочем, и в этом он не уверен. Остались только Рассопов и две старые тетушки, сестры покойной матери — Розалия и Галина Андреевны, которые уже несколько дней уговаривали Илью поселиться с ними, их сосед соглашается на обмен. На кладбище они ласково и настойчиво повторили свое предложение: «Мальчик, ты же не можешь жить один!», на что Илья обещал подумать. Он так и сказал: «Я подумаю». Их это очень обидело. Они предлагали от чистого сердца — не так-то легко взять на себя заботы о шестнадцатилетнем подростке. Стахеев бродяжит где-то… Жаль, Ксеничка с ним вовремя не развелась — успела бы выйти замуж за хорошего человека. А на них теперь может лечь вся ответственность за воспитание… Вон что случилось с Андреем, а он был куда рассудительнее…
Шепчась и оглядываясь, тетя Галя и тетя Розочка шли под руку, лавируя между могил, в одинаково мешковатых пальто, в стоптанных туфлях. Илья не хотел их обидеть, потом он зайдет к ним и все объяснит.
Илья и Рассопов остались одни, если не считать энергично орудующих лопатами двух мужиков, налитых водкой по самые зенки.
— Рассопов, — сказал Ильюша (он звал Рассопова по фамилии, как звал его брат, и даже не знал его имени, хотя они несколько дней провели вместе, справляя необходимые формальности). — Рассопов, — спросил он как бы небрежно, на самом деле робея и с волнением ожидая ответа, — а вы не хотели бы из общежития переехать к нам?.. Ко мне, — поправился он.