Но, конечно, не только в этом! Перечислю несколько деловых и общественных обязанностей ответственного секретаря Ленинградской писательской организации во время войны: «трудоустройство» писателей — в армейские и городские газеты, на радиовещание и выступления в госпиталях, эвакуация всех, кого можно и нужно эвакуировать, ежедневные заботы и хлопоты о водопроводе, отоплении, противопожарных средствах и ПВО, о плане обороны Дома в случае уличных боев, материальная и духовная поддержка семей фронтовиков, и самая трудная, неимоверно трудная задача — как улучшить хоть немного питание, как подкормить людей, — за это она боролась изо всех сил.
Как давно это было, сорок пять лет назад, а мне все видится: утром иду в ЛенТАСС или в Союз писателей, где мы готовили сборник «День осажденного города», и встречаю на набережной знакомую фигуру… По-деревенски закутав голову в шаль, так что видны были одни бодрые, как всегда, глаза, Кетлинская чуть не каждое утро брела в карточное бюро Ленгорисполкома, помещавшееся рядом с Адмиралтейством, — хлопотать для Союза писателей еще об одной хлебной карточке первой категории, приравненной к рабочей. В большинстве случаев это означало жизнь еще для одного литератора.
Значит, недаром прозвали ее в те тяжкие дни — «Наша Вера в Победу»! В словах этих не было ни излишней выспренности, ни оттенка иронии — они точно и искренне выражали суть и значение для нас этой деятельной натуры. Правда, кое-кого раздражал ее неунывающий вид в самую мрачную пору — ноябрь, декабрь 1941 года, — когда паек хлеба еще убавили — рабочим до 250 граммов в сутки, служащим, иждивенцам и детям до 125 граммов, когда немцы заняли Тихвин, казалось совсем отрезав нас от России… Но даже самые закоренелые пессимисты и скептики невольно воспрянули духом, когда в предновогодний вечер в столовой Дома писателя Вера Кетлинская встала на стул и ликующе объявила, что восстановлен железнодорожный путь Тихвин — Волховстрой и повышены хлебные нормы: рабочим — до 350 граммов, служащим и иждивенцам — до 200 граммов… Это ли не начало победы хотя бы над голодом!
Так надо ли удивляться тому, что слова «жить» и «жизнь» — самые главные в произведениях Веры Кетлинской?
1976
ВЕЧЕР ПАМЯТИ
(14 апреля 1976 года)
С Наумом Яковлевичем Берковским я познакомился в 1928 году, почти полвека назад. Он вел занятия в литературной мастерской Пролеткульта на улице Пролеткульта, прежде — Екатерининской, ныне — Малой Садовой. Я сказал — Пролеткульт, и все, наверно, подумали: «Но ведь Пролеткульт — это что-то очень и очень давнее, самое начало двадцатых годов. Разве в конце двадцатых он еще был?» Да, был. Его отменили в 1932 году, тогда же, когда отменили и РАПП, и РАПМ, и АХРР. А до этого даже кинотеатр «Колосс», помещавшийся в доме теперешнего Радиокомитета, принадлежал Пролеткульту.
Не помню, кто меня привел в Литературную мастерскую, но пришел я туда с написанной летом 1928 года повестью «Полнеба». Судьба повести еще не определилась, лишь через полгода ее приняли к печатанию в журнале «Звезда», и первопрочтение ее вслух Берковскому и его ученикам стало для меня событием. Но еще больше значило для меня внимание, которое с тех пор оказывал мне Наум Яковлевич. Это вовсе не означает, что он меня хвалил, — наоборот, внимание его было весьма придирчиво. Недавно я заглянул во 2-й номер журнала «Литературный современник» за 1934 год: боже, как крепко критиковал моего «Базиля» Берковский! Почему же я сохранил благодарное воспоминание и об этой статье? Да потому, что статья умна, остра, проницательна, но главное — потому, что, строго разбирая повесть, Берковский стремился раскрыть литературные возможности автора. Он умел вы́читать не только то, что автор в ней написал, и что хотел написать, и что явилось порой независимо от его намерений, но и то, что м о г л о б ы явиться, будь автор образованнее и опытнее, и что авось явится в следующих его вещах… Вот это, повторяю, самое главное в критических замечаниях Берковского: несмотря на резкость, а то и язвительность, они бодрили и подстрекали — стань мастером! Секрет в том, что Наум Яковлевич увлекал тебя своим пожеланием, а для этого нужен и педагогический, и художественный, литературный талант.