— Тройка… семерка… туз…
Это производило куда большее впечатление, чем традиционный оперный финал.
Больше, чем с кем-либо из литературной молодежи, подружился Стенич с Юрием Германом. Всюду их видели вместе, он прививал Юре светскость, любовь к к р а с и в ы м харчам, — случалось, что Герман целые дни проводил в доме Стеничей, и именно там познакомился с Осипом Мандельштамом. В 1932 или 1933 году Мандельштам приезжал в Ленинград и читал стихи в зале Капеллы и в Доме печати (Дома писателя еще не существовало). Он был беден, неважно одет, и вот Герман, эта широкая натура (да еще подстегнутый Стеничем), от всей души подарил Осипу Эмильевичу новый (или почти новый) пиджак, чего я, знавший и любивший стихи Мандельштама, честное слово, не меньше, чем Герман, при всем желании не смог бы тогда сделать…
1982
ПУТЕШЕСТВИЕ С ДИККЕНСОМ
Почему я вдруг вспомнил о таких давних событиях, начало которых восходит к самым первым пореволюционным годам?
Однажды меня пригласило Общество книголюбов — рассказать что-нибудь о моей домашней библиотеке. Я с удовольствием согласился, хотя понятия не имел, что именно может заинтересовать слушателей: редких книг у меня почти не было, я всегда собирал просто хорошие книги, любимые книги, а также книги, необходимые для работы. Правда, некоторые из них теперь стали действительно редкими, скажем книги М. И. Пыляева о старом Петербурге, о питерских пригородах, о замечательных чудаках и оригиналах. Случалось, что та или иная книга была мне до зарезу нужна, я искал ее всюду, заказывал букинистам, опрашивал всех знакомых, — тщетно. Оставалось одно: терпеливо посидеть над ней в Публичной или Академической библиотеке, что я и проделывал. Правда, с одной такой книгой мне «повезло»: через четверть века я увидал ее на книжном развале рядом с Пассажем, то есть в самом людном квартале Невского. В память о прошлом пришлось купить. Называется она — «Описание Исаакиевского собора в С.-Петербурге, составленное по официальным документам в 1865 году». (Значит, через семь лет после окончания строительства и смерти самого Монферрана.) В ней 100 страниц большого формата (ин-фолио), напечатана в типографии Императорской Академии Художеств. Кстати, именно в Академии художеств я ее и читал, трудясь в 1931 году над «Базилем».
Порой попадались своеобразные уникумы, по сути не нужные мне ни для дела, ни для души. Например, книжка некоего Хаджета Лаше, о которой А. Н. Толстой сообщал в примечании к своему «Черному золоту» (впоследствии «Эмигранты»): «Книга издана в русском переводе самого Хаджет Лаше в Петрограде в 1917 году. Большая редкость». Толстой прав: книга на редкость редкая! Называется — «Убийца на троне. Записки начальника тайной полиции в Турции» — и написана донельзя вульгарно, хотя со знанием дела, недаром автор был одним из высших агентов султана Абдула Гамида, которого он сладострастно разоблачает. Каюсь, я так и не смог одолеть 240 ее страниц. А купил случайно у какой-то старушки и сгоряча хотел позвонить Алексею Николаевичу, спросить, имеется ли у него самого эта редкость. Заодно сказать, что он ошибся в дате: книжка издана не в 1917-м, а в 1918 году, так значится и на обложке, и на титульном листе, и в печатном авторском посвящении на отдельной странице.
Зато уже точно к 1917-му относятся имеющиеся у меня два равнообъемистых тома, весьма различных по содержанию и по духу: Библия и… «Подарок молодым хозяйкам» известной Елены Молоховец. Впрочем, я зря сказал р а з н ы х п о д у х у: к своей расхожей книге (29-е издание, 295-я тысяча!) тщеславная кулинарка приложила рекламу других, как видно, не столь популярных своих сочинений: «Голос женщины в защиту христианской семьи», «Значение православной панихиды», «Небесное торжество русских воинов», «Ветхозаветная история Иакова и семьи его», «Опыт истолкования XIV главы пророчества Исайи» и прочее и прочее… Выглядит это довольно курьезно по соседству с кулинарными советами, а все вместе — по правде сказать, даже кощунственно рядом с Библией…
Вот курьез иного рода. Два томика повести Вальтера Скотта «Редгонтлет», или «Красная перчатка», переведенной с… французского и изданной в Москве в 1828 году. Почему с французского? Да потому, очевидно, что куда больше людей тогда знало французский, чем английский язык, — вот и взялся кто-то за перевод. Для меня интереснее то, что томики эти — из Библиотеки для чтения А. Смирдина, о чем свидетельствует соответствующая наклейка на переплете; в ней обозначены и условия пользования: «За год — 12 руб. сер., за 1 месяц — 2 рубля, чтение книг с журналами — 20 рублей, новые книги держать не более двух недель». В дальнейшем, судя по штемпелю, книга попала в «Показательную библиотеку Мастерской Передвижного Общедоступного театра» (П. П. Гайдебурова?), затем прошла через многие частные руки и после войны подарена мне одним приятелем. Не знаю, пользовался ли Пушкин библиотекой Смирдина, или бывал только в его лавке, но думаю, что, как и мы, грешные, Пушкин больше любил видеть книгу в своей домашней библиотеке, навечно, а не на две недели, а уж переводы с французского были ему совсем ни к чему. И все же приятно сближение этих лет и имен: 1828 год, Смирдин, Вальтер Скотт, Пушкин…