И хотя Грин не борец, а мечтатель, его мечта бьет набат благородной тревоги за судьбу человечества. Он страстно желает людям земного рая. З е м н о г о, подчеркиваю, и для в с е х, не для избранных. Грин, как все великие мечтатели, предельно демократичен, в нем нет ничего от элиты, от так называемой аристократии духа. Уж в этом-то смысле он типично русский писатель, вышедший из исконно российской глубинки — из города Вятки.
1964
НЕДОЛГАЯ, НО СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ ТАНИ ТЁТКИНОЙ
В литературе, в театре, в кино время от времени возникают споры: возможны ли новые произведения о давних событиях гражданской войны, способные по-настоящему взволновать читателя и зрителя? На моей памяти такие теоретические споры велись не раз, и всегда их разрешало на практике «вдруг» появившееся произведение — книга, фильм, пьеса; оно привлекало к себе массовое внимание, завоевывало всенародную любовь. Классический пример — это, конечно, «Чапаев».
С самого начала скажу, что фильм, о котором сейчас пойдет речь, я не собираюсь сравнивать с «Чапаевым» ни по силе воздействия, ни по общественному значению. Как известно, «Броненосцы „Потемкины“» и «Чапаевы» рождаются пока не чаще, чем дважды в полустолетие, так что не этой мерой следует мерить.
И все же фильм «В огне брода нет», поставленный на «Ленфильме» молодым режиссером Глебом Панфиловым по сценарию Евг. Габриловича и Г. Панфилова, производит сильное, очень сильное, а главное — очень с в о е впечатление. Почему?
Сказать — фильм талантлив — еще ничего не сказать. Даже перечислив все его компоненты: хорошую режиссуру, прекрасную игру актеров, высокое мастерство оператора, художника, композитора. При всем том картина могла бы не стать художественным событием, а она стала. В чем же дело?
Думается, секрет лежит в двух вещах. Во-первых, авторам удалось создать характер и образ центрального героя, вернее героини, талантливой художницы, ярко, эмоционально, активно-творчески воспринимающей окружающий ее мир. Парадокс заключается в том, что эта художница — юная девушка, почти девочка, сверхнаивная, непосредственная, не очень-то грамотная, а окружающий ее мир — 1919 год, война, санитарный поезд, где она ходит за ранеными, моет полы, выносит судна, тазы с кровавой водой, ежедневно и ежечасно видит страдания, смерть… И вот этот жестокий и страшный мир Таня Тёткина романтически преображает в своих первых, еще неумелых, но даровитых и поэтичных рисунках.
Что ею движет? Только любовь к искусству? Неосознанное стремление эстетизировать малоэстетичные подробности жизни, войны? Попытка вообще удалиться от них и создавать свою, несколько отвлеченную, грозную красоту? Нет, не то, все не то, хотя, как мы знаем, история искусств изобилует подобными примерами. Я уверен, что зрители фильма увидят в побуждениях юной художницы совсем иные, прямо противоположные мотивы, и будут правы: столь естественно переполняют Таню гражданские чувства, выплескивающиеся в ее экспрессивных рисунках, близких одновременно и к революционному плакату, и к древнерусской живописи. (Здесь уместно отметить заслугу художницы Н. Васильевой, работа которой так органично слилась с характером времени и самой героини.)
Правда, Тане и в голову не приходит, что ее чувства называются гражданскими, что они, возможно, кем-то ей внушены, что она сагитирована… На деле же — ее агитирует жизнь, все, что она повседневно видит, пример убежденных людей, их споры, их порою нелепые, но всегда по велению совести слова и поступки. В изображении этой жизни и этих людей в картине нет приукрашенности, — наоборот, авторы, режиссер и актеры боятся украшательства, как чумы, — все житейские обстоятельства, в том числе и «взрослая любовь», невольно наблюдаемая Таней, чаще всего весьма прозаичны. Но сила революционной борьбы, встающей за этой житейской прозой, такова, что чуткая душа Тани Тёткиной верно улавливает неизменно звучащую для нее во всем чистую и сильную ноту, как уловил ее, скажем, служа в Конармии писарем, Бабель, как почуяли и воспроизвели эту поэтичную ноту другие советские художники и писатели, прошедшие через кровь и грязь войны.
Теперь о втором «секрете» удачи фильма. Режиссер безошибочно выбрал, а выбранная им актриса вдохновенно сыграла главную роль. Уже из моих предварительных кратких слов видно, как это было трудно — соединить словно бы несоединимое: душу художника, жаждущего творить красоту, наивные порывы впервые влюбленной девчонки и героизм глубоко верящего в свою идейную правоту человека.