В 1919 году в журнале «Летопись Дома литераторов» было помещено письмо Вас. Вас. Розанова, обращенное к Петроградской синагоге. Умирающий Розанов просил синагогу обеспечить его семью, подарив ей корову или хотя бы козу…
Меня поразил цинизм (или безграничная наивность) этого письма. Стоя уже обеими ногами в могиле, Розанов извиняется перед евреями за свои прежние перед ними грехи и вместе с тем в самой просьбе откровенно насмешлив: чего стоит одна к о з а, словно сошедшая с картин Марка Шагала!
Когда-то в эстонском местечке Кясму нашими соседями по даче была семья из двух старых женщин и старого, но молодцеватого мужа одной их них. У нас были смежные комнаты и общая кухня, и мы часто слышали их разговоры. Репертуар был примерно такой:
— Когда я на него смотрю, у меня чешется пуп.
— Ш-ш-ш! — укоризненно.
— Ну что я сделаю! Чешется пуп…
Или:
— Мясо молодое, оно скоро сварится.
— Ах, мясо молодое?
— Да. И свеклу я уже положила.
— А не рано?
— Свекла молодая.
— И свекла молодая? Все молодые, одни мы старые…
А вот они обсуждают такое происшествие: паучок утонул в тарелке. Сначала еще барахтался шестью лапками кверху, потом затих.
— Может, сделать ему искусственное дыхание?
— Да у меня рук для этого не хватит…
Они всегда шутят, острят, и мы смеемся их старушечьим шуткам.
Репертуар Степана Андреевича в другом роде. Он уже не раз сообщал, что первый этап склероза — забыть в уборной очки или спички, второй — забыть застегнуться, третий — забыть, зачем туда пришел, последний — обойтись вообще без уборной…
Невольно заключишь, что женщины дольше остаются разумными и интеллигентными, чем мужчины!
Зашли на днях в ДЛТ и увидели огромную очередь. За чем? За глобусами… Какая-то женщина взволнованно поделилась своими сомнениями:
— Не знаю, брать или нет… Ведь некоторые по две штуки берут…
Начальник пересыльной тюрьмы бил всех вновь прибывающих арестантов, особенно бывших военнопленных, крича им: «Мой сын — Герой Советского союза — погиб, но не сдался, а вы!..» И вдруг среди арестантов оказался его сын… Теперь начальник на пенсии, живет у сына, нянчит внуков.
Я сейчас слушал очень талантливую музыку Родиона Щедрина к гениальному роману Толстого «Анна Каренина», просматривал талантливую книгу В. Пескова «Отечество» об очень талантливой стране — России, и был очень рад, что я русский, хотя сегодня я не очень здоров и не мог работать так, как хотелось бы.
Эпиграф, который я взял в 1943 году для пьесы «Великодушная война» («Даунский отшельник») — о Дарвине:
«Я слишком люблю Англию и слишком мало ее видел, чтобы говорить о ней».
«Я слишком люблю Англию и слишком хорошо рассмотрел ее, чтобы писать о ней».
Это одна и та же строка Стендаля, различно переведенная в двух русских изданиях: «О любви», т. II, стр. 22, изд. 1915 г., и «О любви» — Собр. соч., т. VIII, стр. 130, изд. 1935 г.
Писателю, жаловавшемуся на творческий кризис после с блеском написанных им зарубежных путевых очерков.
— А вы не пробовали воздерживаться от остроумия, когда пишете? А также от виртуозности как синтаксиса, так и лексики. Роман — не эссе. Стендаль, например, говорил, что ему н е л е г к о не острить в прозе. А вот Гейне острил вовсю, но зато не писал романов…
Можно преодолеть лень, усталость, инерцию и выработать в себе второе дыхание, даже третье, — но л е г к о е дыхание — это, как видно, от бога!
Впечатление от телепередачи «Очень разные повести»:
Актер может быть бездарен, это его святое право, но текст-то он должен знать! Не перевирать и не сокращать его на ходу! Так могут выпасть как раз главные слова, главный смысл. Кроме того, хорошо бы Дарвину не выглядеть персонажем из Островского, а также не трубить своим голосом, как на Страшном суде. Но это уже максималистские пожелания. А вообще — чудище огромно, озорно и Лайель!
Мешок, набитый собой, своими остротами, воспоминаниями, болезненной мнительностью и страхами, сложностями с женой, дочерью, ее мужем, свекровью. При всем этом витиевато талантлив.
В прошлом: муж, погибший на фронте, любовники, — один покончил с собой у них в доме. В настоящем: молодой интересный муж, прелестная годовалая дочка, женатый сын, невестка — врач-дерматолог. Наружность огромного барбоса, набрякшего сизой кровью, хохочет, прыгает, но по-одесски практична и осторожна.