— Не обращайте внимания. Убедите себя: «Я сегодня в галошах — мне море по колено!..»
Гоц неестествен в беседе, по любому поводу скажет кашу из двух-трех поговорок вроде: «Разом в два колодца не плюнешь…» — и доволен, и хохочет деснами.
Сзади медленный голос прораба:
— Виктор Владимирович!
Меня. Аккуратненько вытираю рейсфедер, забрасываю в рот земляничку, иду. У прораба смеется пенсне.
— Стройконтора поручает вам руководство сборкой семафоров и установкой заградительных щитов у главного корпуса. Зайдите ко мне завтра ознакомиться с чертежами.
Здорово! Не ожидал. Это уже поответственнее котлованов… Это уже…
За спиной гудит шмель:
— А-а? Что-о? Я говорю: не на́до разводи́ть демаго́гию!.. Заче́м вы разво́дите демаго́гию?..
По дороге к дому карманы макинтоша радостно пыхтят от лакомств, защечины их флюсоподобны.
В окне Николай Иваныч с засученными рукавами машет мне ложкой; младенчески улыбаясь в усы, кричит:
— Заходите!
Убирая платком дождь из ушей, вхожу.
Спиной ко мне сидит молодой человек с газетой, растянув ее по коленям наотмашь. Я уже видал где-то круглый этот затылок, мальчишески беспечный завиток на шее, мягкую эту спину в палевой рубахе с молниями вдоль.
— Познакомьтесь, — говорит Николай Иваныч, торжественно водружая ложку на стол. — Познакомьтесь — брат мой Людя!..
Молодой человек оборачивается, быстро встает, смяв газету, пожимает мне руку, улыбаясь, говорит:
— Уж он познакомит… Брат мой Коля… Я — Людвиг Гоц. Мы уже встречались, кажется.
Ах, вот это кто… А я думал — просто однофамилец Николая Иваныча. Людвиг Гоц. Он — агитпроп укома ВЛКСМ. Мне пришлось встретиться с ним в нашем рабочкоме. Он инструктировал меня перед началом моего преподавательства в школе, предупреждал, что родной язык нужно увязать с обществоведением. Образовать некий комплекс. Для этого мне надо столковаться с политруком школы.
Он говорил быстро, чуть шепеляво, двигал бровями и улыбался. Он мне понравился: этакий кругленький, краснощекий, веснушчатый, веселый юноша. Я люблю прозвища. Я выслушал агитпропа, вслух согласился, поблагодарил и назвал его так:
«Апельсинчики!»
III
«ГОЛЫХ ПРОСЯТ НЕ ВХОДИТЬ»
«…Опять трясет агония, в вагоне я, в погоню я…» Лежу и жую дактилические рифмы. Обалдеть можно… Я третий день бюллетеню. Простудился в июле! Завтра трехнедельная вечность со дня моего приезда. Тогда качались мы в уездном корыте весенней стирки. Сиреневой пеной захлестнуло сады, сердца, заборы. Теперь — лето: запоздалая нежность в душном цветении лип, пыльные ладони ветра на лице, скепсис, лень в голове.
Я бюллетеню.
Кто-то сказал когда-то: чем больше человек имеет в себе, тем меньше требуется ему извне, — значит, тем меньше могут ему дать другие люди. Вот почему интеллигентность приводит к необщительности.
Должно быть, я мало интеллигентен. Меня всегда тянет к людям (хотя… да нет, без всяких хотя)… Сейчас изучаю своего хозяина. Он ко мне приходит, садится к постели, склоняется ко мне, как мой гений, как муза, и мы болтаем без конца.
Гоц интересен мне. В нем странно сочетался уездный интеллигент с бывшим героем. В прошлом он военный летчик: «Облетал полнеба…» Германская война скинула его на землю инвалидом. Пустячное пулевое ранение ладони, навеки сведенные судорогой пальцы исключили из военных списков пилота, из человека, из него самого — героя. Теперь: провинция, собственная фотография, жена, астма сделали его тяжелым, лысым человеком, с одышкой, с привычкой к покою, к газете после обеда, к удобным ручкам у двери, к занятному собеседнику.
Как все интеллигенты, случайно, насильно, зло пришпиленные к уездной обывательщине, он — чудак. Фотография для него лишь ремесло, сравнительно легкий заработок; как говорит Гоц: «Средство для рощения волос…»
Имея за собой пятидесятилетнюю беспартийность, в себе — неизлечимую болезнь, над собой — целые пуды неудачной семейной жизни, он — общественник. Он член профсоюза железнодорожников, заведует библиотечкой при железнодорожном клубе и пионербазой при нем же (собственно, последнее заведование чисто хозяйственное: «Чиню барабаны и стираю галстуки»). Затем он руководит планерным кружком, организованным им самим при ячейке Осоавиахима, и делает в этой ячейке что-то еще и что-то еще. На днях пионербаза выехала в лагерь — одной обязанностью у Гоца меньше.