Приезжие между тем спокойно сидели на палубе, развернув перед собой карту острова Колдун, похожего очертаниями на гигантскую улитку, отмечали карандашом какие-то пункты, аккуратно ставили маленькие знаки вопросов и жирные восклицательные знаки; видать, привычная их работа.
В бухте, откуда они начали путешествие, шла своя обычная утренняя работа: возвращались с ночного лова парусные и моторные ёлы, с них выгружали рыбу, женщины шкерили ее на пристани и на рыбопосольном судне. Кружились чайки, хрипло крича и хватая на лету рыбьи внутренности; на берегу сушились снасти — сушило их солнце, светившее и гревшее уже не с севера, а с востока: началось настоящее утро. Бот плыл вдоль берега, совсем близко к берегу, вот-вот остановится, а Курлов его подстерегал, появляясь то на одном утесе, то на другом; и наконец, подстерег. Бот бросил якорь в маленькой бухточке; здесь начиналась вторая отмель, считая первой отмель перед поселком. Приезжие помогли мотористу спустить пашку, куцую плоскодонную лодчонку, напоминающую по виду кусок, отпиленный от нормальной лодки; осторожно уселись в пашку и уже через минуту очутились на берегу, мокром после отлива, порядком замусоренном разнообразными морскими дарами, главным образом водорослями.
Водоросли, намытые прибоем, тянулись вдоль отмели бурыми мокрыми грядами. Приезжие склонились над ними с такой нескрываемой жадностью, словно нашли сокровище или в сухой, безводной пустыне приникли к благодатному ручью. Они религиозно ощупывали их, разрывали на кусочки, растирали в ладонях, нюхали, клали эти кусочки в коробку, негромко, но взволнованно переговариваясь. «Это же ламинарии!» — восклицал один. «А я вам что говорил? — откликался другой. — Конечно, типичные ламинарии…» — «Лев Григорьевич! — восклицал первый. — Значит, теперь все в порядке?» — «А вы что думали? — самоуверенно заявлял другой. — Я же вам головой ручался!» И он с изящным величием откидывал назад свою львиную гриву.
Курлов не слышал, о чем они толкуют. Он появился на ближнем утесе и в бешенстве возопил:
— Эй, руки вверх!
Они и ухом не повели.
Курлов выхватил из-за спины ружье и выпалил, сначала в воздух, затем прицелился в приезжих. Это произвело впечатление. Старший испуганно поднял обе руки. Младший вопросительно поглядел на своего начальника и торопливо последовал его примеру. Он так и стоял с коробкой в одной поднятой руке и ланцетом в другой. Стриженый мальчик, возмущенный такой покорностью, демонстративно отвернулся и засунул руки в карманы. Моторист равнодушно курил на палубе. Петров посмеивался, наблюдая с безопасного расстояния любопытное зрелище. Курлов, держа ружье на изготовку, победоносно спустился с утеса. Он вплотную подошел к приезжим, чтобы сурово, с пристрастием допросить их и выгнать с отмели, а если удастся, и с острова. Когда он приблизился к ним нос к носу, старший приезжий оправился от испуга, опустил руки, напыжился и разгневанно произнес:
— Вы сумасшедший! Мы йодная комиссия Медснабторга! Вам влетит от Совнаркома!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Дмитрий Курлов, понурясь, сидел на завалинке, не зная, что предпринять: он чувствовал себя совершенно раздавленным.
Последовательность событий была такова. Когда приезжие объявили о своих полномочиях и предъявили удостоверения, молодому пушнику оставалось лишь процедить сквозь зубы:
— Директор немедленно отправится в Мурманск и выяснит это нелепое недоразумение. Остров Колдун арендован нами, Госторгом, арендован на долговременный срок, по существу, навечно. Прошлой зимой сюда специально завезены особо ценные пушные звери с Командорских островов. (Небольшая пауза. Сдвинуты брови. Курлов недоволен своим многословием — еще примут за признак слабости!) Я не обязан вдаваться в детали, но я хочу полной ясности. (Еще пауза. Бешеная работа мозга. Курлов ищет зацепки.) Кроме того… кроме того… (Есть! Нашел!) Кроме того, судя по вашим бумагам, Окрисполком разрешил вам обследовать только прибрежную полосу, так называемую литораль… Значит, ходить по территории острова вы во всяком случае не имеете права… Ясно?
Старший йодник его не слушал, принявшись за прерванную работу; младший из вежливости немного послушал и тоже занялся водорослями. Видно, что они успокоились и черт их теперь проймет! Лишь стриженый шибздик почему-то заволновался, когда Курлов упомянул о директоре, но мальчишка меньше всего его интересовал. Самолюбие Курлова непомерно страдало от того, что приходилось ретироваться после таких подробных объяснений: выходит, он зря распинался!