Так, вместо того чтобы снова готовиться в вуз, Курлов начал готовиться к путешествию. Этот подвернувшийся случай решительно убедил Курлова, что призвание его как раз в том, чтобы сделаться звероводом, жить где-нибудь в тайге, в тундре (он слабо пока представлял себе, что такое Мурманское побережье), много работать на воздухе, забыть о больших городах. Он и прежде мечтал о лесном или географическом вузе, его не манила фея эпохи — индустрия. Он получит возможность уйти к природе и, то подчиняясь ей, то побеждая ее, любя, приручая, наказывая, лаская, жить с ней одной дружной семьей. В этой жизни есть все — от романтики до сухой голой пользы для себя и для общества. Он станет специалистом по хищной, живой, пушистой природе.
Курлов быстро свернул свои городские дела, накупил книг по теории и практике звероводства, из имущества кое-что продал, в первую очередь — материнские платья (как ни смешно, она до старости любила одеться к лицу, всегда что-то шила и перешивала), закрепил за собой в жакте комнату и по совету случайного знакомого договорился с Госцирком, что пока Курлов в отъезде, в ней станут жить (за умеренную, но приличную плату) гастролирующие в Москве артисты.
Первого мая, в разгар демонстрации, Курлов простился без сожаления с праздничной нарядной столицей. Никто не провожал его на вокзал — он был нелюдим, ни друзей, ни любимых девушек не знал Митя Курлов. И через три дня он увидел Север. Еще через два дня ступил на песцовый остров. Он сделался энтузиастом этого острова. Он полюбил называть себя в мыслях именно так: «Практикант Курлов, Дмитрий Михайлович, — энтузиаст. Работает под руководством директора пушзаповедника Стахеева Алексея Ивановича — энтузиаста».
Вдвоем они стали выхаживать молодых песцов и воевать с их врагами: накожными паразитами, глистами и браконьерами. Еще раньше, два года назад, всем охотникам округа были разосланы строгие извещения:
«Главная Пушно-сырьевая контора Госторга доводит до Вашего сведения, что на острове Колдун ею организован питомник пушного зверя. В связи с этим, всякая охота на острове Колдун постановлением Окрисполкома воспрещена. Развитие питомника, помимо общегосударственных интересов, в значительной степени отразится на экономике округа. Госторг полагает, что население, в особенности охотничье, само должно принять все меры к охране питомника. Независимо от этого, питомник располагает постоянной сильной и хорошо вооруженной охраной. Всякий гражданин, нарушивший постановление и высадившийся для охоты на острове Колдун, будет немедленно задержан и вместе с судном и оружием передан в руки властей. Советский суд будет строго карать за охоту на острове.
Главная Пушно-сырьевая контора Госторга выражает надежду, что Вы не только не станете охотиться на острове Колдун, но и сами примете все зависящие от Вас меры для охраны хозяйства».
Извещение это было зачитано как приказ в побережных становищах, и порядок поддерживался, на острове Колдун было спокойно. Текст извещения Курлов знал наизусть. Его не удовлетворял мирный тон этого документа, особенно возмущало слово «надежда».
«Главная… (Главная!)… Пушно-сырьевая контора Госторга… (Госторга! Не какой-нибудь частной лавочки!)… выражает надежду! — не раз бормотал он про себя. — Хотя бы уверенность! Нет, заела нас деликатность… Вместо того чтобы расстреливать субчиков на месте, умоляем их быть благоразумнее!»
Правда, он вслух не решался высказать свою критику: извещение сочинил сам Алексей Иванович.
Браконьеры на острове не появлялись, линяющие летние песцы их не интересовали, иных нарушителей тоже было не видать, но в мечтаниях Курлов их ненавидел с первого дня своей островной службы. Его ненависти к возможным врагам сегодня исполнилось полтора месяца. А директора своего и родного дядю полюбил Курлов также с первого дня. Подарил ему привезенную с собой альпийскую палку, оставшуюся от отца, в свою очередь вывезшего ее еще до германской войны из Швейцарии, и сфотографировал с ней в примечательных местах: у порога фактории, готовым ступить в очередной обход заповедника; на скале — на так называемой Восточной пахте (180 метров над уровнем моря); в низинке, где так и не стаял снег и вряд ли теперь растает; в вольере песцовой кормушки-ловушки, имеющей вид дощатого домика, и т. д. и т. п.