Илья отправился было вслед за ним, но в последнюю минуту решил не связываться, так и стоял на полянке между домами, как заблудившийся пешеход. Было уже за полдень, солнце пригревало, с моря веяло острой свежестью, воздух был морской, влажный, — немудрено, что скоро Илье опять, и на сей раз уже взаправду, захотелось спать. Он решил, что не стоит бороться, и повернул к дому Пелькиной, где йодники сняли себе квартиру, побрел сквозь сон, почти машинально. Постучав в окошко, он, еле ворочая языком, сказал: «Еще раз здравствуйте», — и хозяйка впустила его в комнату, хотя жильцы еще не вернулись. Илья рухнул в чем был на кроватку, задрав ноги на скрипучую спинку, и заснул легким, волшебным сном, забыв о прошлом, о настоящем, о будущем, — бог знает что сулило ему это будущее, скорее всего — ничего хорошего.
Проснулся он часов через пять, его разбудили. Над самым ухом кто-то заговорил толстым голосом, произнося эти страшные и пленительные медвежьи слова из сказки:
— А кто ел из моей большой чашки?
Басу вторил тоненький голосок:
— А кто ел из моей маленькой чашечки?
И опять бас:
— А кто спит в моей большой кровати?
Это была удачная шутка. Ильюша, еще наполовину во сне, ощутил всю прелесть осенившего его детства, вздохнул, улыбнулся и открыл глаза.
Над ним склонялись пышноволосые йодники с веселыми, обветренными за долгий морской день лицами, из-за их спин выглядывал улыбающийся молодой журналист, в дверях стояла ухмыляющаяся безбровая хозяйка. Не поднимая головы с подушки, как бы желая растянуть беззаботные часы и минуты, Илья спросил:
— Как дела? — но тотчас же засмеялся и спросил совсем о другом: — Кто это умеет делать такой тоненький голосок? Неужели вы, Егор Егорыч?
Младший йодник с удовольствием подтвердил, что да, это он. Илья, как видно, еще не совсем проснулся, ибо совершил маленькую неловкость, сам не заметил, как вслух подумал:
— Ишь разрезвился Егор Егорыч, откуда что взялось!
Когда все рассмеялись, Илья сконфузился и вскочил. Его успокоили.
— Юноша, вы помилованы, — сказал Лев Григорьевич, — медведи вас не скушают. Хотя, должен признаться, я невероятно хочу кушать. Мы станем кушать все вместе. Марш в кухню! Агар Агарыч, помните свои обязанности?
Все послушно отправились в кухню. Егор Егорыч впереди всех.
— Почему Агар Агарыч? — спросил Илья, чинно уступая в дверях дорогу старшим.
— Химию учили? — строго спросил уже из кухни Лев Григорьевич.
Предчувствуя подвох, Илья счел за лучшее промолчать, и правильно сделал. Лев Григорьевич снисходительно объяснил, что агар-агар — содержащееся в водорослях студенистое вещество, а Егор Егорыч — специалист по агар-агару.
— Ясно, — сказал Илья, начавший было с неудовольствием ощущать себя снова школьником.
Кухня была замечательной чистоты и убранства, — кухня, столовая и гостиная вместе. На полках сияла начищенная медная посуда, в простенках висели раскрашенные изображения потопленных в мировую войну кораблей — «Лузитании», «Мавритании» и «Германии», два швейцарских горных пейзажа с овцами и одна картина из священной истории: Иисус Христос стучится в дверь обвитого плющом дома и с состраданием на лице заглядывает в стоящую у порога амфору; вдали кипарисы и озеро, темно-синее небо и лиловые тени.
Младший йодник подбросил в железную шведскую печку торфу, вышел с Пелькиной в сени, там пошептался с ней и скоро вернулся, неся котелок с водой. Старший йодник и журналист сидели на лавке, загадочно улыбаясь, будто заранее сговорились разыграть какой-то спектакль. Хозяйка удалилась и больше не показывалась, вполне доверяя солидным жильцам. Младший йодник принес из сеней что-то мелко-мелко нарубленное, буро-желто-зеленое в деревянной чашке, вывалил в котелок, поставил котелок на плиту и накрыл его эмалированной крышкой. Он подбросил в огонь еще торфу и ополоснул руки.
— Пусть поварится с часик, — сказал он, заботливо поправив на котелке крышку.
— Пусть поварится, — согласился старший йодник.
Какого черта! Если это обыкновенный ужин (кстати, Илья не против, он тоже проголодался), к чему такая таинственность? Что там за зелье?
Между тем журналист, этот самоновейший знакомый, чувствовал себя, как рыба в воде (а намного ли он старше Ильи? — лет на пять, на шесть, примерно возраст Андрея, Рассопова, Курлова). Он оживленно расспрашивал — что́, кроме заработка по сбору и сушке водорослей, смогут йодники предоставить местным жителям. Лев Григорьевич поспешно достал и раскинул перед журналистом смету капитальных вложений, для которой Илья в мурманской гостинице производил выборочные расчеты. Илья отчетливо помнил, какие постройки намечались на острове: йодный завод с полным оборудованием… большие стационарные печи… жилые дома для рабочих… электростанция… узкоколейка… шоссе… элеваторы… Только как это все тут поместится? Взглянув сейчас на Льва Григорьевича, Илья с удивлением заметил, что крупное, с орлиным носом лицо его от волнения раскраснелось, он чуть не дрожал, в ожидании пока журналист прочтет и по достоинству оценит этот деловой перечень.