— Так вот, поимейте в виду, товарищи, — обратился Лев Григорьевич к Илье и к Петрову, — особенно когда достигнете хотя бы моего возраста, что морская капуста, как ее запросто называют, вареная, тушеная, в виде запеканки, варенья, конфет, словом, в любом виде… в короткое время излечивает хронические запоры. Вы сами поразитесь и не поверите, как вдруг ваш кишечник начнет регулярно, легко и свободно выделять фекальные массы…
Илья фыркнул. Журналист сделал ему предостерегающий знак.
— Ну, что ж, — отозвался он, — это огромное достижение для нас с вами, Ильюша, как будущих пожилых…
Не заметив иронии, Лев Григорьевич с воодушевлением продолжал:
— Я вам сейчас объясню механизм действия. Морская капуста богата студенистыми веществами, которые разбухают в кишечнике, всасывают много воды и, действуя своей массой на кишечные мышцы, усиливают перистальтику. В результате пищевая масса легче продвигается по кишкам, переработанные ее остатки обретают мягкую консистенцию и легко и периодически правильно выделяются организмом. По словам больных, это дает им приятное удовлетворение и ни с чем не сравнимое чувство постоянной чистоты кишечника. Добавлю, что китайцы для возбуждения деятельности кишок и усиления аппетита употребляют водоросли в пищу в виде супа и киселя. В Ирландии и Исландии их варят в молоке, как кашу, — Лев Григорьевич энергично ткнул пальцем в котелок, — или как клецки, или…
Он первый с удовольствием засмеялся и под аплодисменты Ильюши и журналиста оборвал свою лекцию-панегирик. Некоторое время сидели молча, стараясь уберечь физиономии от пухлого красного локтя, азартно двигавшегося вдоль края стола: норвежка Пелькина мыла и убирала посуду. Смотря на ее пышный наливной локоть, Лев Григорьевич вдруг спохватился:
— Хозяюшка, вы обещали нам молока.
Пелькина кратко пояснила, что она дала молока для каши и сегодня у нее больше нет. Лев Григорьевич опечалился, но скоро утешился тем, что вечерком, попозднее, он пойдет знакомиться с другими колонистами острова и будет пить у них молоко, а пока…
Лев Григорьевич пристально посмотрел на Егора Егорыча.
— Егор Егорыч, а что, если снять вам волосы?
— Зачем? — удивился Егор Егорыч.
— У вас мелкие черты лица, и пышная шевелюра их еще больше мельчит, — объяснил Лев Григорьевич. — По счастливой случайности, я купил в Мурманске машинку для своего сынишки. В Ленинграде их сейчас не найдешь. Давайте испробуем.
— Вы тоже хотите остричься? — с робкой надеждой спросил младший йодник.
— Зачем? — в свою очередь удивился старший. — Я говорю, давайте я остригу вас. Хотите — под первый номер, хотите — под нулевой.
Егор Егорыч краснел, бледнел и едва упросил отложить стрижку: вдруг на голую голову накинется комарье! — а то уж было его патрон с готовностью полез в чемодан за машинкой. Журналист еле удерживался от смеха, а Илье было досадно: почему Егор Егорыч такой кисель? Вот уж верно — Агар Агарыч! «Товарищи! Так же нельзя! — мысленно увещевал он. — Человеческое достоинство требует…» И вдруг увидел норвежку Пелькину. Норвежка Пелькина смеялась. Она смеялась беззвучно, но так усердно, что над глазами, вместо отсутствующих бровей, надувались желтые бугры. Она смотрела в окно. В окне снова маячило злое лицо Мити Курлова. У Ильюши знакомо захолонуло сердце, и он стремглав выскочил на улицу. Курлов уже удалялся, Илья крикнул ему, сам чувствуя растерянность в голосе:
— Что? Вернулся отец? Отец вернулся?
Курлов не отвечал.
Нет, дальше так продолжаться не может!.. Илья побежал вслед за Курловым, но тот успел скрыться в фактории и с силой захлопнул за собой дверь.
Добежав до фактории, Илья толкнулся в дверь: так и есть, заперта! Илья обежал вокруг, заглядывая в каждое окно. Отца нет, Илья это сразу понял; Курлов недвижно сидит за кухонным столом, уставясь взглядом в стену, в неизвестность, в бесконечность. Черт его знает, чего он еще на себя напустил… А может, ему известно — о чем письмо? Прочел вместе с отцом? Или тайком от него? Или отец рассказал, поделился горем? Тогда Курлов наверняка знает, куда тот отправился.
Илья постучал в окно. Курлов повернул голову. Лицо у него было мрачное, но особой ненависти или сумасшествия не заметно. Илья показал рукой: откройте! Курлов понял и, к удивлению Ильи, беспрекословно открыл окно.
— Прежде всего, как называть вас: Дима или Митя? — спросил Илья как можно непринужденнее и дружелюбнее, словно тот и не грозил ему пять минут назад кулаком.
Курлов молча смотрел на Илью, как глухой.