— Хорошо, — спокойно сказал Илья, — стану к вам обращаться в безличной форме. Помнится, вы сын папиной сестры, которая живет в Москве?
— Мама умерла, — вдруг сказал Курлов.
— Ах, так? — Илья попытался выразить на своем лице сожаление и сочувствие, но устыдился: он даже не видел никогда этой тетки. Тщетно старался он вспомнить, как ее зовут, старше или младше она отца, — вместо этого вспомнил: Андрей со слов мамы рассказывал, как некий московский кузен из «бывших» (отец его был компаньоном известной торговой фирмы, продававшей швейцарские часы и готовальни) обратился с письмом к Алексею Ивановичу: не согласится ли тот подтвердить властям, что когда-то, до революции, будучи еще шестилетним, Дмитрий Курлов содействовал революционному движению, помогал дяде прятать нелегальную литературу. Дело в том, что их начали опять притеснять, и с квартирой и вообще, хотя отец давно разорен и умер, а мать продала почти все личные вещи, в том числе и того слона из папье-маше, в брюхо которого находчивый мальчик засунул компрометирующие дядю бумаги, когда пришли с обыском (дядя тогда ночевал у них, и родители чуть не померли от страха)…
«И шестилетний карапуз не растерялся?» — удивился Илья.
«По крайней мере, он так писал», — засмеялся Андрей.
«Когда он прислал письмо?»
«Кажется, году в двадцать третьем».
«И что это были за бумаги?»
«Об этом мама не говорила. Наверно, газеты или листовки».
«Ну и как? Подтвердил папа революционные заслуги племянника?»
«Чего не знаю, того не знаю…»
Пожалуй, что подтвердил, решил сейчас Илья, поскольку в дальнейшем отец принял близкое участие в судьбе Курлова.
— Я иду искать Алексея Ивановича, — решительно сказал Илья. — Он получил дурное известие и ничего не знает о моем приезде. Вы не могли бы мне показать ту дорогу или тропинку, по которой ходите обычно в глубь острова?
Курлов молчал.
— Или набросать на бумажке примерный план острова? Схематическую карту?
Курлов молчал.
— В таком случае, до свиданья!
Резко, как по команде «Кругом!», Илья повернулся и зашагал прочь от фактории.
Курлов долго смотрел ему вслед. Потом закрыл окно и задернул штору.
Илья так и не оглянулся. Он услышал:
— Ильюша!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Иль-ю-ша! — так бодро и повелительно прогремело в островной тишине его имя. Это Лев Григорьевич приглашал Илью в ранее задуманный поход — попить молочка у колонистов, поглядеть, как тут люди живут. Илья с минуту поколебался — и послушно поплелся за Львом Григорьевичем. Правда, мог же он отчасти надеяться, что местные жители охотнее, чем этот тип Курлов, покажут ему дорогу в отцовские места.
Часа полтора, не меньше, Илья сопутствовал старшему йоднику. Напористые беседы, которые тот вел в каждом доме, повторяя их с малыми вариантами, действительно начинались с ласково-простодушной просьбы — не угостит ли хозяюшка стаканчиком молока.
— Для первого знакомства! — провозглашал улыбавшийся гость, высоко поднимая стакан с белой пенистой жидкостью.
Да, поразительно он сумел выбрать час! Мужья на рыбалке, обед изготовлен, коровы подоены — чем не момент для приятного разговора? И вот ленинградский гость, научный работник с заграничным образованием, весь погружался в местные интересы. Илье даже показалось, — а может, оно так и было, — что Лев Григорьевич по-архангельски окает.
— Как живется-то тут? Не скучаете? Понимаю, понимаю отлично: скучать летом некогда, рыбка не дает. А зимой? Ясно, ясно… хозяйство и зимой трудов требует: овцы, коровка… Кстати, — он озабоченно наклонялся вперед. — Как тут с покосами? Ничего? Ну, слава богу! — Он удовлетворенно распрямлялся. — Хоть травка растет, дай бог ей здоровья!
Твердя это на разные лады, он в одном доме до того вошел в роль, что, помянув божье имя, осенил себя крестным знамением… Истово эдак, со вкусом. Илья опять чуть не фыркнул: мыслимо ли так пересаливать! А сошло. Видно, приняли за чудака, и в общем-то не ошиблись.
— Так вот насчет травки, — с удовольствием продолжал Лев Григорьевич. — Расти-то она, конешно дело, растет, только в море ее не в пример больше. Я про что? А про то… (Взор его начинал блестеть.) По-ученому — водоросли, по-нашему, по-рыбацки — тура́… Думаете, мы зачем из Ленинграда приехали? Чтобы дать людя́м заработать… (Так и говорил — людя́м, с ударением на последнем слоге.) Эку гору море выбрасывает, а все ни за грош на берегу погнивает. А вы ее, туру́, соберете, в золу пережгете (так и сказал — пережгете) — и добудем мы из нее что? Добудем из нее йод! Йод! Слыхали? Пользительное медицинское средство. Дело это не легкое, но того стоит, ибо… (он назидательно поднимал палец) ибо взаимовыгодно. Вам — барыш, государству — валюта. По-нашему, по-простому — золотишко!..