— А-я-яй! — с сожалением, даже с грустью заговорил йодник. — Песцовая кровь проснулась… А зря! — Он еще раз смерил Ильюшу взглядом. — Поправляться вам надо. Пейте молоко, ешьте морскую капусту. Это особенно важно для растущего организма. Вот так. — Лев Григорьевич положил теплую большую ладонь на плечо Ильи, как не раз уже делал, и спокойно шагнул, полагая, что разговор исчерпан, что они согласно двинутся к дому.
Ильюша не то чтобы скинул со своего плеча тяжелую, мясистую руку, — он просто остался на месте, не сделав ожидаемого йодником шага, и рука того соскользнула. Лев Григорьевич оглянулся с заметно омраченным лицом. «В чем дело? — как бы вопрошал его сумрачный взор. — Не оценили мое великодушие? Предпочитаете ссору? Да вы понимаете, что я вас одним пальцем!..» И опять Илья не успел додумать, что скажет ему его грозный противник, потому что Лев Григорьевич в этот миг улыбнулся.
— Хочу скорей познакомиться с вашим папой, — благодушно сказал он. — Я слышал о нем много хорошего.
— От кого? Где? — сам того не желая, спросил Илья.
— Интеллигентные люди всегда найдут общий язык, — неопределенно ответил йодник. И зашагал по направлению к дому Пелькиной, нимало не беспокоясь, следует ли за ним Илья.
Когда они вернулись домой, в кухне у норвежки сидел гость. Он сидел за тем самым начисто вымытым и добела выскобленным столом, за которым сегодня происходило их пиршество, и строго допрашивал хозяйку. Иначе как допросом эту беседу не назовешь: стоя перед столом, Пелькина только безмолвно кивала, покорно все подтверждая.
Илья сразу узнал пароходного попутчика. В кожаном пальто, в кожаной кепке и кожаных перчатках с раструбами выше локтя, он вчера то и дело выскакивал из каюты на палубу и свешивал голову за борт: его нещадно травило, хотя качка была умеренной. «Тоже мне первопроходец!» — безжалостно думал Илья, вместе с тем и тревожась, не свалилась бы у того с головы в море кожаная кепка…
В чем, собственно, дело? Почему гражданин внушил Илье антипатию? Лица он не разглядел — одни вытаращенные глаза и зеленая бледность; раздражал кожаный реглан и в особенности — бессмысленные перчатки с крагами. Что он — шофер броневика? Авиатор? Или комиссар времен гражданской войны? Чепуха! Комиссары ходили в кожаных куртках, а не в длиннополых пальто, и вряд ли напяливали фасонистые перчатки.
Но как он очутился на острове? Илья готов поручиться, что не видел его на палубе, когда «Сосновец» становился на якорь. Отлеживался в каюте? Прятался где-нибудь за трубой, за штурвальной рубкой, устыдившись своей морской слабости? Так или иначе, гражданин теперь здесь и с пристрастием опрашивает Пелькину, сверяясь с лежащей перед ним на столе бумагой.
— Дойная корова одна?
Хозяйка наклоняет голову.
— Годовалая телка одна?
Хозяйка молча подтверждает.
— Овец шесть?
Опять знак согласия.
— Имеется парусная ёла?
Тот же знак. Гражданин делает в списке отметки. Лицо у него худое, с провалившимися щеками, вместо рта безгубая щель, глаз не видать — не отрывает их от бумаги.
— Ильюша, где вы застряли? (Голос Льва Григорьевича из комнаты. Значит, не забыл, хорошо видел, что Илья шел вслед за ним.)
В тот момент, когда заинтригованный Илья нехотя покидал кухню, раздался неистовый кашель. Хмурое, бледное лицо неизвестного гражданина побагровело, всего его скрючило, завинтило винтом. Но главное, что таинственный список, задетый судорожно дернувшейся рукой, слетел, бесшумно колышась, на пол, прямо под ноги Илье. Илья быстро нагнулся, чтобы поднять и вежливо подать его больному товарищу, но тот все кашлял и кашлял, не обращая внимания на сочувственно протянутую бумагу. Ожидая, пока тот придет в себя, Илья помимо желания глянул на список — и молодые его глаза ухватили против фамилии Пелькиной: «Коров дойных — 2; годовалых телок — 2; овец — 12», — то есть живности ровно вдвое больше, чем упоминалось при опросе. Что за чертовщина? Может, это не та Пелькина? Может, все островные жители — Пелькины?
Не успел Илья продумать возможные варианты, как заезжий гражданин, продолжая с надсадой кашлять, сердито вырвал из его рук список и кинул перед собой на стол. В ту же секунду дверь отворилась и появился Петров в сопровождении краснощекого парня местного вида, в засаленной брезентовой куртке, в высоких рыбацких сапогах. Илья успел поймать многозначительный взгляд, который бросила Пелькина на вошедшего парня. Тот никак на ее взгляд не ответил и с безразличным видом уселся на табурет возле двери. Журналист, не задерживаясь, прошел в комнату приезжих. Илья счел за лучшее последовать за ним, здесь явно не нуждались в его присутствии.