Разметив места для нор на втором участке и расставив на них рабочих, Курлов двинулся дальше, взяв с собой одного парня. С этим помощником он разметит еще два участка, затем подождет, пока закончат работу на первых двух. Кстати, ям на всей территории острова решил Курлов вырыть не двести, как сгоряча размахнулся, и даже не сто, а полста, — больше при всем желании некуда разместить, и так приходилось в среднем по две ямы на квадратный километр, — больше песцам и не понадобится.
Возникли непредвиденные затруднения. Карта оказалась не очень точной, особенности местности не всегда сходились с показанными на карте, приходилось ставить флажки не там, где полагалось по вчерашнему плану, изобретать и импровизировать на месте. Да и участки пошли каменистые, выбирать становилось труднее.
Часа через три Курлов устал, вспотел, сел отдохнуть. Усталость была приятная, трудовая. Он даже разрешил себе полюбоваться пейзажем, что с ним редко случалось: обычно природа как нечто прекрасное его мало интересовала, он смотрел на нее вполне утилитарно. Пока жил в Москве — вообще не замечал ни деревьев, ни неба, а здесь нельзя не считаться с погодой, хорошей или ненастной, — поневоле поглядываешь на небо, пытаясь угадать, что оно предвещает. А сейчас он сидел и просто глазел на все, что его окружало. Рассеянный взгляд, лениво бродя вдоль горизонта, остановился на темном, свинцового тона облачке, наплывающем с запада, точнее — с северо-запада. Парень, куривший с ним рядом, деликатно откашлялся:
— Кажись, не зря дядюшка Павел обещал штормик…
— Не каркай! — оборвал его Курлов. — Откуда тебе шторм в июне!
— А вон, — парень ткнул пальцем в небо, — из этого ме́стечка.
Взгляд Курлова вновь обратился к облаку. Ему показалось, что всего за минуту оно успело набухнуть и вырасти.
— Чепуха! — буркнул Курлов и встал. — За дело!
Через полчаса все флажки были расставлены, будущие норы намечены, и Курлов с парнем зашагали туда, где работали землекопы. Тучи на небе сгущались, становились темней и грозней, но насупившийся как туча работодатель молчал и глядел себе под ноги. Молчал и парень, не желая, видно, с ним спорить.
Впрочем, путь был недалек: их отделяло от землекопов несколько сот шагов, не больше. Но — за эти считанные минуты погоду словно перевернули, бросили вверх ногами, вывернули наизнанку. Завыл и взбесился ветер, хлестнуло косым дождем, незакатного солнышка как и на свете не было — вместо него небо заволокло серой, аспидно-серой пеленой с черными подпалинами.
Когда Курлов, с трудом преодолевая рушившуюся на него лавину дождя и оскальзываясь на мокрых камнях, на мгновенно намокшей почве, дошагал до участка, где оставил рабочих, те успели уже бросить работу и дружно валили ему навстречу.
— Товарищи, вы куда? — задыхаясь от ветра с дождем, затыкавших ему нос и рот, крикнул Курлов. — Дождь сейчас кончится!
Ему не ответили. А сопровождавший его до этой секунды парень вдруг повернул кругом марш и понесся впереди всех к поселку, крича во все молодое горло:
— Го-о-о! Дядюшка Павел-то не подве-о-ол!
Курлов в растерянности стоял, туго зажав в кулаке три запасных флажка, и смотрел, как мимо него пробежала с лопатами в руках вся его рабочая артель. Было ясно, что их уже не удержать, не заворотить — это тоже была лавина, мчавшаяся вниз, в поселок, со скоростью пущенного под откос камня. При всем желании Курлов ничего не мог сделать.
Но Курлов еще не знал и не предполагал (при всей своей мнительности), что притягивало их к дому с такой неотвратимой силой, что, кроме дождя и ветра, толкало их в спину. Он узнал это через два дня.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
А его враги все знали уже наперед и от души радовались. Во-первых, успел до шторма прибыть на остров тот самый бот, что они так счастливо, за наличный расчет, приобрели в Мурманске: бот привез заказанное там ранее спецоборудование — печи для пережога водорослей, и они нынче же пустят их в дело; во-вторых, этот нежданный, редкостный для июня шторм намоет на литораль столько туры, что ее хватит сушить и жечь до осени. Все островное население будет обеспечено заработком!