И вот он дома, уложен в постель, — неизвестно, надолго ли. Во всяком случае, первые двое суток он все больше спал (или впадал в забытье). Сейчас рядом с ним сидит почти незнакомый мальчик. Стахеев не видал Илью больше года, да и раньше, когда приезжал в Ленинград, виделся, говорил преимущественно с Андрюшей, хотя и старался быть объективным в его глазах: Андрей же в с е з н а л! И вот ради памяти об Андрее он должен заботиться об Илье. Непременно надо спросить о его делах, о намерениях, где он хочет учиться… он же приехал затем, чтобы повидать отца, может, даже помочь отцу легче перенести потерю Андрюши, как-то его утешить… Все это Алексей Иванович понимал, но никак не мог заставить себя говорить о чем-либо, кроме… кроме… И он задал тот самый вопрос, которого больше всего боялся Ильюша:
— А теперь говори — как все это случилось.
Илья молчал.
— Он же был хороший пловец…
Илья встрепенулся: вот он, спасательный круг! Значит, отец не подозревает того, что подозревали, более того, в чем были уверены многие… почти все. Значит, по телефону ему никто ничего такого не говорил… и тетки наверняка этого не написали…
— Да, — как можно рассудительнее сказал Илья, — ты прав: он замечательно плавал. И вот дикий случай! Но мне говорили — в Неве такое бывает… от холодной воды…
Отец испытующе (показалось Илье) поглядел на него и снова закрыл глаза.
— Ты поспи, поспи! — торопливо сказал Илья. — Тебе это сейчас очень нужно.
— Я попросил Ленинградский Госторг навести справки, не выяснились ли в институте какие-нибудь подробности… сам я туда не мог дозвониться, — не открывая глаз, медленно проговорил отец. — Ты, наверно, не догадался спросить… и это понятно: ты еще слишком молод.
— Ты забываешь, — с обидой возразил Илья, — что Рассопов — студент этого самого вуза, уж он был бы в курсе. Кстати, он обещал мне писать…
— Писать? — Отец приоткрыл глаза. — О чем писать?
— Ну, о том, что делается в квартире, — немножко оторопел Илья. — И вообще… Он же на днях поедет на практику — сразу с Урала напишет.
— С Урала напишет, — безучастно повторил отец. — Ну, что ж, подождем. — И закрыл глаза.
Заснул ли он, Ильюша не знал, но остался сидеть рядом с койкой на стуле, разглядывая этого пожилого, в сущности малознакомого ему человека, который теперь оказался для него единственно близким…
…Широкий лоб, густые, еще совсем не поседевшие волосы, крупный нос с заметной горбиной, — пожалуй, в профиль похож на Андрея… наверно, таким бы тот стал через два-три десятка лет… Илья вздрогнул, заметив на отцовском лице то, что он с удивлением и страхом увидел в морге у брата, на его уже почти чужом, изуродованном лице. Живой Андрей ежедневно брился, — у мертвого отросла щетина, придав ему еще больше сходство с отцом… «А у меня с отцом, кажется, ни единой черточки общей, — подумал Илья. — Впрочем, мыто с Андрюшей тоже ничуть не похожи были друг на дружку…»
Илья никогда не забудет это невероятное совпадение (как и весь последовавший далее разговор): как раз в ту минуту, когда он размышлял о сходстве, несходстве — с братом, с отцом, — отец повернулся к нему и спросил:
— Скажи откровенно: когда я спал, ты не прочел письмо от Розалии и Галины Андреевны? Вижу, оно торчит из кармана моей кожанки.
— Конечно, я не читал! — оскорбился было Илья.
— Возьми и прочти. Так обоим нам будет проще. Ты уже достаточно взрослый, чтобы узнать правду. Да и Митька может проговориться…
Илья послушно встал, подошел к кожаному пальто (он сам же вчера повесил его на крючок у двери), достал из кармана пальто письмо (его уголок и верно торчал наружу), бережно развернул (письмо было без конверта, который так и лежал на столе с тех пор, как он нашел его в день приезда) и, стоя спиной к отцу, прочитал раз, другой, третий… И лишь тогда обернулся к Стахееву. Тот настороженно и вопрошающе глядел на него. Оба долго молчали. В голове Ильи все мешалось, кипело, но он молчал… Наконец Стахеев сказал:
— Не подумай плохо о матери. Ее сестры правы: во всем виноват я. Тебе это многое объяснит… если ты над чем-то задумывался. Устранит фальшь. Ну, а если захочешь — уедешь домой, — он повел головой в сторону захлестываемого дождем окна, — когда погода утихомирится. Деньжатами я тебя снабжу. Вообще стану помогать, пока не утвердишься прочно. Уже одно то, что Андрей любил тебя… любил, знаю, крепко… меня обязывает…