— Здравствуйте, товарищи! — объявил журналист о своем появлении перед все тем же настежь распахнутым окном. По близорукости он не заметил, что его появление всех удивило, а кое-кого и смутило. (Разумеется, не Илью и не Лейкина.)
— Ильюша, — сказал Петров, — извините, если я помешал, но не хотите ли со мной прогуляться? На час, не больше…
Он жаждал скорей рассказать юноше о происшествии с печками. Правда, немножко побаивался, что тот может сразу же воспылать желанием публично, во всеуслышание, разоблачить «вредителей». Впрочем, зачем эти кавычки? Дело действительно вредное, как бы нелепо оно ни выглядело. Словом, Петров как можно беспечнее рассказал о том, что он видел, и предложил Илье вместе осуществить то, что задумал. А так как Илья непонятно молчал во все время рассказа (до сих пор Петров знал его как весьма реактивного товарища), Петров счел долгом ему пояснить, что ввиду пылкости натуры старшего йодника и болезни директора пушзаповедника он решил погасить любую возможность большого скандала, — вот почему он и делает такое предложение Ильюше: вытащить печки из кормушек обратно на берег, как будто ничего с ними не происходило…
Илья молчал еще с минуту, потом спокойно сказал:
— Идет. С одним условием. Предложить Курлову помогать нам, если не хочет разоблачения.
— А что! — горячо подхватил журналист. — Это неплохая идея! Если только он сразу не вскинется, не разбудит, не напугает вашего папу…
Илья улыбнулся. Присматриваясь к нему, Петров видел, что мальчик заметно повзрослел за те два дня, что они не встречались. Ясно, ясно: это болезнь отца на него подействовала… Петров ничего не знал о том, что произошло в последние сутки между старшим и младшим Стахеевыми. И когда встретились — тоже ничего не узнал: Илья не хотел делиться ни с кем своими переживаниями, с него пока хватит.
Так или иначе, но Петров не стал спорить, отвергать попытку привлечь к работе самого «преступника», и они отправились в факторию. Они нашли там успевшего уже уснуть Курлова. Он лежал на спине, раскрыв рот, и храпел.
— Чтобы не закричал, может, применить кляп, — тихонько пошутил журналист. — И только потом будить?
Вместо ответа Илья нагнулся к уху кузена и негромко, но отчетливо спросил:
— Гражданин Курлов, а куда подевались печки? — И повторил: — Где печки йодников?
Курлов с трудом открыл узкие бурятские глазки и долго глядел на Илью, затем перевел мутный взгляд на Петрова. Было неясно — слышал ли он те слова, которыми его разбудили, и понял ли, почему он вдруг кому-то понадобился. Но тут Илья решил, что пора перестать играть в недомолвки.
— Вот что, мой милый, — сказал он. — Если не хочешь суда и следствия, а в результате тюрьмы, идем исправлять содеянное. Уразумел?
Курлов сел и спустил ноги с койки.
— Чего вам от меня надо? — успев охрипнуть даже от недолгого сна, спросил Курлов.
— Надевай сапоги — и пошли!
Петров надивиться не мог — как решительно говорил Илья с Курловым и как смирно тот себя вел, не взрывался, а послушно надел сапоги и встал с кровати. Он несомненно понял, о чем идет речь.
Когда все трое вышли на воздух, уже заметно прояснело, дождя не было и в помине. Направились они прямиком к берегу. Курлов шагал молча, глядя лишь под ноги, чтобы не запнуться за камни, за кочки, — видно было, что усталость его не прошла, но Илья решил не проявлять ни малейшего снисхождения.
— Ключ взял? — спросил он.
Курлов кивнул, но все же проверил карман телогрейки.
Дойдя до стоящей почти на краю обрыва одной из кормушек, они оглянулись — нет ли йодников в поле зрения. Нет.
— Отопри кормушку, — приказал Илья.
Курлов молча отпер. Илья и Петров увидали, что нижний этаж кормушки набит в два ряда «буржуйками».
— По-хозяйски заходи внутрь, — предложил Илья Курлову.
Курлов помедлил:
— Что я… один стану таскать? — проворчал он. — Одному мне и не поднять…
— Это верно, — сказал Илья. — Следовало бы привлечь к работе и твоего сообщника. Ладно, мы с товарищем журналистом тебе поможем. Под горку легче будет, чем в гору, верно? — с усмешкой он покосился на журналиста.
Курлов зашел в кормушку и мрачно взялся за ножки стоявшей сверху «буржуйки». Илья и Петров тоже вошли в кормушку и взялись — один за ножки, другой за обочину.
— Взяли! — скомандовал Илья.
Дверь кормушки была узка, с печкой они едва сквозь нее протиснулись, но дальше дело пошло полегче. Втроем они осторожно снесли печку вниз, на песчаную отмель, поближе к валу из водорослей.