Когда же наступал месяц Рамазан, мы льстиво пробирались к своим тихим бабушкам с тем, чтобы выведать у них секрет формулы «открытия» и «закрытия» поста: нам тоже ужасно хотелось поучаствовать в таком великом и богоугодном деле, каким являлся пост. Проверить себя на выдержку и похвастаться своими результатами перед сверстниками и взрослыми. Взрослые смотрели на наш энтузиазм снисходительно, тем не менее, поощряя и поправляя нас.
Все разговоры о том, что постящиеся только и ждут ночи для того, чтобы заняться чревоугодничеством и развратом, я даже не стану комментировать, поскольку подобные утверждения очень далеки от правдоподобия и не имеют под собой серьёзной почвы.
А вот история, которую я вам изложу ниже, действительно имела место быть, когда я был глупым ребёнком. Мне до сих пор об этом стыдно вспоминать, но, как говорится, «из песни слов не выкинешь»…
Главным образом, Рамазан нам нравился из-за своих «колядок». Да, да – не удивляйтесь: эти «песни-колядки» пелись всей детворой, подходя то к одному, то к другому дому. Пелись они как на таджикском языке, так и на узбекском. Удивительно, но я почему-то, запомнил только на узбекский вариант:
«Ассалом-у-ляйкум! Бизлар келдик,
Пайгамбар йилини излаб келдик.
Хар йилда келади бир марта рўза,
Савоби – жавоби сиздан бизга.
Зумрале-зумрале, бир сўм берале,
Ок танга, кўк танга,
Чикора беринг жон янга!»
(«Мир вашему дому: мы к вам пришли,
Известить о священном месяце Посланника.
Раз в году приходит месяц Рамазан,
Богоугодного ответа ждём от вас.
Зумрале-зумрале, дайте один рубль,
Белую таньгу, или жёлтую таньгу,
Вынеси и подай нам, дорогая тётя!»)
Следует отметить, что бухарский дом строится по особому плану. Приоткрыв входную дверь, которая, как правило, никогда не запирается, кроме, как на ночь, вы попадаете в «раърав» (от тадж. «раъ», «рох» – «дорога», т. е. «рядом с дорогой») – небольшое помещение (чаще всего, с широким навесом), непосредственно перед самим домом. Справа или слева, обычно, располагаются «нужник» или какая-нибудь кладовка. Раньше, там размещались ясли для скота, поскольку в любом доме была какая-либо живность. На худой конец, обыкновенный ишак, который начинал пронзительно орать, едва на его территорию покушался чужак. В описываемый период ослов уже становилось все меньше: на смену приходила техника в виде обычного двухколёсного велосипеда – предмета «охоты» и особой зависти у местной детворы.
Владельцев личных автомобилей в описываемый период легко можно было сосчитать на пальцах одной руки.
Постояв ещё с минуту, детвора выкрикивала во двор:
«Ё савоб, ё жавоб!» (Или проявите благодеяние, или дайте ответ!)
Как правило, хозяева не заставляли себя долго ждать и выносили нам что-либо из еды (в чем мало мы нуждались), либо бросали за порог дома горсть мелких монет, достоинством от 5 до 20 копеек. За монету, в 50 копеек или (что было ещё реже) 1 рубль, могла развернуться настоящая баталия, которая, бывало, заканчивалась рукопашной. Колядки эти были делом весьма обыденным и привычным: взрослые, глядя на нас, вспоминали свои юные годы, и ностальгические воспоминания былого безвозвратного детства растапливали их сердца, понуждая их к милосердному акту в такой священный месяц.
Так и продолжалась бы, наверное, эта идиллия до сегодняшнего дня, если бы мы своим поведением не дискредитировали сам институт коляды, заставив взрослых пересмотреть своё отношение к нему, с учётом вновь сложившихся реалий на постсоветском пространстве.
А все дело было в том, что новому подрастающему поколению космонавтов и лётчиков, впитавших в себя атеистическую советскую пропаганду и идеологию, были чужды такие понятия, как страх перед божьей карой, перед чистилищем, перед ответственностью за свои поступки. Словом, чужды были все те моральные и нравственные устои, на чем зиждилось воспитание наших дедов и прадедов. А потому мы, поразмыслив немного, вдруг сообразили, что под предлогом колядок очень удобно «тырить» чужие велосипеды. Благо, их было, чуть ли не в любом доме и без всякой привязи.
Осторожно войдя во двор какого-нибудь дома, мы жадно озирались по сторонам в поисках вожделенного предмета и, увидев нашу двухколёсную жертву, спешно и незаметно старались вытащить её на улицу. Все было продумано до мелочей: едва кто-либо из домашних выходил во двор, как мы тут же, временно оставляли свою добычу в покое и пронзительным голосом завывали: «Ассалому-ляйкум, бизлар келдик…»