Вопреки желанию сенаторов и в первую очередь консуляриев Цицерон мало-помалу сжимал кольцо вокруг своего врага. Преследовать Антония ему теперь стало легче, так как война фактически уже началась. Гирций занял городок Платерну и рассчитывал использовать его как базу для боевых действий против войск, осаждавших Мутину. Октавиан занял Форум Корнелиум на Эмилиевой дороге. Казалось, Антоний обречен и Цицерон вот-вот восторжествует Оттого большинство сенаторов и проголосовало за предложения оратора. Цицерон не слишком ошибался, полагая, что многие из его коллег в курии заботятся больше о своей безопасности, чем об интересах государства.
Из трех послов, направленных месяцем ранее в лагерь Антония, Цицерону был близок только Сервий Сульпиций Руф. Руф полагал, что его присутствие заставит Луция Пизона и Марция Филиппа держаться более твердо, и потому принял назначение, несмотря на начинавшуюся болезнь. Он поехал больным и по дороге умер Можно сказать, что Руф принес себя в жертву долгу. И Цицерон в один из дней после 4 февраля произнес в сенате похвальное слово покойному. Оно известно под названием девятой Филиппики. Еще до речи Цицерона консул Панса предложил воздвигнуть Сульпицию статую на рострах, а Публий Сервилий Исаврийский — возвести гробницу за государственный счет. Цицерон объединил оба предложения и добился, что его другу (а некогда — противнику в процессе Мурены) воздвигли статую на рострах и гробницу на Эсквилине, на краю дороги, ведшей в альбанские земли. Но дело было не только в почестях, выражавших его дружеские чувства к Руфу. В девятой Филиппике есть и более глубокий замысел. В трактате «О государстве», в какой-то мере в «Тускуланах;» и совершенно отчетливо в диалоге «О славе» Цицерон проводит мысль о том, что слава и право на бессмертие — достояние государственных деятелей, хорошо послуживших родине. К их числу и относился Сервий Сульпиции Руф; умеренный противник Цезаря, он отказался в пору гражданской войны последовать за Помпеем и твердо встал на защиту свободы, когда увидел угрозу ей в лице Антония. Пример Руфа, надеется Цицерон, вдохновит сенаторов. На достижение подобной цели не следует жалеть средств и почестей.
К середине февраля обнаружился еще один фронт будущей войны между Антонием и убийцами Цезаря. Цицерон, как мы видели, заметил это еще раньше, о чем и писал Кассию, Требонию и Корннфицию. Брут никогда не относился с излишним доверием к обещаниям Антония, к декрету об амнистии; осенью 44 года он выехал из Рима и отправился на Крит, назначенный ему в качестве провинции, желая опередить Антония, который затем и пытался самовольно отнять у Брута эту провинцию. С Крита Брут съездил в Афины, там он привлек на свою сторону нескольких промагистратов помпеянской ориентации: наместника Македонии Квинта Гортензия (сына оратора), квесторов в Азии и в Сирии, предоставивших в его распоряжение материальные средства; его поддержали также некоторые находившиеся здесь молодые римляне, в числе последних был Марк Туллий, сын Цицерона; он считал себя воином больше, чем философом, что и доказал в битве при Фарсале. К Бруту явился здесь также Гораций и вскоре занял должность военного трибуна. Ватиний, некогда враг Цицерона, с ним помирившийся, передал Бруту город Диррахий и армию, находившуюся под его началом. Когда брат Антония Гай, получивший в управление Македонию без всяких законных оснований, по распоряжению брата, по дороге в свою провинцию вступил в Иллирию, он не смог продвинуться дальше Аполлонии. В десятой Филиппике, произнесенной около середины февраля, Цицерон поддержал предложение Пансы распространить империй Брута на Македонию, Иллирию и Грецию. Сенат утвердил решение. Восток теперь, казалось, надежно защищен от посягательств Антония. Тогда стала окончательно вырисовываться перспектива, с которой вначале никто не хотел считаться — открытая война между главой заговорщиков Мартовских ид и теми, кто провозгласил себя мстителями за Цезаря.