Я же, говорит Цицерон, всегда следовал учениям более кротким и гуманным. Поэтому милосердие казалось мне всегда прекраснейшим чувством; я полагал, что есть некоторая разница между проступками; что иногда самый умный человек судит на основании предположения, а порой даже бывает в гневе и раздражении.
Рассказывают, что весь Форум катался со смеху, слушая Цицерона. Катон же, слегка усмехнувшись, сказал:
— Какой шутник у нас консул, господа римляне! (Plut. Cat. min., 21).
Мурена был оправдан.
А между тем под видом шутки в речи в защиту Мурены скрыта глубокая мысль. Катон не только не жесток, но даже не суров. Не это осуждает в нем Цицерон. Ему не нравится неистовый фанатизм Катона. И как всякий фанатик, тот опирается на некое догматическое учение. Причем, если для его изобретателей греков оно было лишь предметом для изящных споров, Катон верил в него слепо, как правоверный мусульманин верит Корану. «Наш высокоталантливый Марк Катон… видел в нем не предмет для диспутов… а мерило для жизни». В заключение Цицерон выражает уверенность, что с годами Катон изменится. «Жизнь, время, зрелый возраст сделают тебя мягче» (Миг., 60; 63–64). Вот в этом он сильно ошибся.
Однако вернемся к событиям 62 года. Итак, в первых числах января Цезарь и Метелл изложили свой законопроект перед сенатом. Отцы были ошеломлены. Катон, тогда народный трибун, поднялся со своего места и стал возражать против предложения. Доводы его были разумны и убедительны, он ссылался на законы и традицию. Но вскоре он увидел, что противники его даже не слушают. Тогда, как вспоминали потом очевидцы, он страшно побледнел и сказал:
— Пока я жив, Помпей с войсками не войдет в Рим!
В эту минуту многим сенаторам показалось, что Катон явно не в своем уме. В самом деле. Ну что это значит — «пока я жив, Помпей с войсками не войдет в Рим»?! Как не войдет?! Кто ему помешает? Катон один раскидает целую армию, как гомеровские герои? Цезарь и Метелл, разумеется, не обратили на слова Катона ни малейшего внимания. Через несколько дней на Форуме созвано было собрание для утверждения их предложения. В Риме ходили самые мрачные слухи. Говорили, что Метелл и Цезарь прибегнут к насилию, что они не остановятся ни перед чем. Это было очень похоже на правду. Накануне рокового дня поздним вечером друзья собрались у Катона на совещание.
Они по очереди рассказывали, что им удалось узнать. Все известия были самые неутешительные. Совершенно достоверно, что Цезарь нанял вооруженную банду. О сопротивлении нечего и думать. Выслушав все, Катон хладнокровно отвечал: «Завтра утром я отправлюсь на Форум». Все пришли в ужас. Друзья обступили его, брали за руку, еще и еще раз все объясняли; женщины рыдали, визжали и хватали его за одежду. Наконец Катон вырвался от них и, объявив, что пора спать, убежал в свою комнату.
До утра никто в доме не сомкнул глаз. Женщины были в истерике — то они вопили и бились, то кидались на колени и молились. Друзья держали военный совет. Единственный, кто безмятежно спал в эту ночь, был Катон. Разумеется, так они ни до чего не додумались. Между тем пришел рассвет, а вместе с рассветом явился Минуций Терм, другой трибун, восторженный поклонник Катона. Еще накануне они договорились вместе идти на Форум. Терм с большим трудом разбудил друга, который спал сном праведника, и оба трибуна, провожаемые воплями и причитаниями женщин, отправились на Форум.