Разведка донесла, что сын Баба-хана расположился лагерем на значительном удалении от основных сил. Цицианов загорелся идеей нанести противнику неожиданный ночной удар. Поскольку персы считали себя нападающей стороной, они не выставляли караулов: опасаться атаки, по их мнению, должны были русские, многократно уступавшие им в численности. Цицианов решил рискнуть: для пополнения отряда, направлявшегося в ночной рейд, пришлось полностью обнажить левый фланг осадной линии. Чтобы обеспечить себя от неожиданной вылазки, на ключевую позицию на Тифлисской дороге был выдвинут пехотный батальон. «Осажденные, пользуясь оным снятием, выпускали лошадей из крепости на корм и во многом числе выезжали туда, где происходило сражение, и вновь въезжали свободно, чему препятствовать мы не могли по малолюдству своему», — писал по этому поводу мемуарист, участник похода.
С наступлением темноты 570 солдат, 100 драгун, 30 казаков и 100 конных грузинских милиционеров при шести орудиях двинулись в поход под командой генерал-майора Портнягина. Вместе с ними выступила и сотня всадников Джафар-Кули-хана Хойского. Несмотря на всю тщательность подготовки, операция своей цели не достигла. Застать противника врасплох не удалось: к лагерю персов русские подошли уже на рассвете. Сын шаха не принял боя и, поспешно сняв палатки, бежал на соединение с отцом, который также ускоренным маршем шел к нему на помощь. Отойдя на приличное расстояние, противник занял господствующие высоты и стал ждать атаки. По некоторым данным, операция сорвалась из-за всадников Джафар-Кули-хана, которые не сумели или не захотели соблюдать тишину во время марша и переполошили своим гиканьем часовых в персидском лагере. Как бы то ни было, Портнягину пришлось возвращаться к Эривани, отбивая атаки многочисленных конных отрядов. Как писал участник похода, «каре, ретируясь через целый день, отстреливаясь то орудиями, то высылаемыми фланкерами, поражало нападавших так, что урон их безошибочно можно положить до 800 человек. С нашей стороны двое убито и 60 ранено». На следующий день, на рассвете, полагая, что русские отдыхают после трудного похода и утратили бдительность, персы совершили вылазку на батарею, охраняемую ротой егерей капитана Фирсова. Однако расчет на внезапность не оправдался, нападавших прогнали «с уроном». 26 июля отличился генерал-майор Леонтьев: окруженный противником в 20 верстах от Эривани, он сумел без потерь провести в лагерь обоз из 260 вьючных лошадей с провиантом.
Не добившись успеха с помощью лазутчиков, персы решили нащупать слабые места в осадной линии с помощью «разведки боем». В ночь с 30 на 31 июля их отряды неоднократно выступали из городских ворот, но без особого успеха. Днем же 31 июля «подошла персидская сила и, приближаясь до садов, протянулась по высотам; по показаниям вышедших — с намерением напасть, но, убоясь, ничего не предпринимала, а во 2-м часу, когда удалилась, то человек до 200 учинили вылазку на бастион майора Монтрезора, но прогнаны с уроном их убитыми 5 человек». В августе картина событий принципиально не изменилась: персы проверяли бдительность караульных вылазками небольших отрядов и посылкой отдельных шпионов. С внешней стороны осадной линии противник развлекался тем, что подъезжал на ружейный выстрел и наудачу палил по пикетам. Поскольку жена Джафар-Кули-хана, воевавшего на стороне русских, находилась заложницей в Эривани, Магомет-хан позволял знатной пленнице обмениваться с мужем посланиями. Русская сторона сначала озадачилась сердечностью противника, но вскоре подоплека действий хана стала ясна. Вот что писал капитан Сымонович в своем дневнике: «10-го вышел из крепости персиянин под видом присланного к Джафар-Кули-хану от его жены, но при допросе сознался, что цель его выхода предположена Келб-ханом и Мамад-ханом (Магомет-ханом. — В. Л.) на тот конец, чтобы рассеять между нами разные слухи к устрашению нашему; который по допросе и отпущен в крепость».