Возвращение Гянджинского и Эриванского ханств под скипетр Ираклия II после установления контроля над прикаспийскими областями становилось делом вполне возможным. Но в тот момент скипетр этот представлял собой нечто совершенно символическое, поскольку почти устранившийся от дел царь раздал страну в управление членам своей фамилии, которые почти открыто враждовали друг с другом. Присоединение еще двух территорий означало появление еще двух уделов с новыми внутриполитическими осложнениями.
Осенью 1796 года владетели Дагестана и Азербайджана пытались найти оптимальный политический курс, в основе которого лежал страх как перед пришедшими русскими, так и перед персами, грозившими наказанием за сотрудничество с гяурами. Кроме того, на позицию ханов влияли их желание использовать момент для решения своих политических проблем (захвата спорных территорий, мести за прежние обиды), а также стремление добиться большей независимости как от шаха, так и от царя. В результате в ход пошли разного рода уловки, восточные хитрости и витиеватое красноречие, усыплявшее внимание русского командования. Правители Шемахинского и Шекинского ханств, заявлявшие о своем подчинении России, уклонялись от личных свиданий с П. Зубовым и не оказывали реальной поддержки его корпусу. Ибрагим-хан, правитель Шушинского ханства, мечтал с помощью русских штыков овладеть соседним Гянджинским ханством, где правил Джават-хан, боявшийся не только Ибрагим-хана, но и царя Ираклия, который также претендовал на его земли. Эриванский Мамат-хан склонялся на сторону России потому, что только русские могли изгнать турецкий гарнизон из его столицы и восстановить его полноправное правление. Откровенно враждебную позицию занимали правители Кубинского и Казикумыкского ханств. Наиболее же надежными выглядели талышинский, бакинский и дербентский ханы, владетели Кара-кайтага и Табасарани, а также шамхал Тарковский. Аварский Омар-хан дал слово вступить в российское подданство, но от подписания присяги, с которой к нему отправилась специальная миссия, отказывался под разными предлогами. Сам царь Ираклий II, не получив из России ни денег (он просил у Екатерины II миллион рублей), ни значительных воинских контингентов, завязал переписку с турецким правительством на предмет покровительства со стороны Стамбула.