— Я знаю, Игорь, — вздохнула Катя. — Так, я вернусь вечером, и тебя здесь уже быть не должно. Поешь, прими душ, посиди в интернете или посмотри телек, но, как начнёт темнеть — убирайся из моего дома. У меня свидание, и я не хочу, чтобы бойфренд увидел моего братца-психопата.
— Эй, я же часть семьи! — притворно возмутился Игорь. — Всё-таки, я твой старший брат, меня нужно знакомить со своими парнями. Кто он? Цифровик твой, наверное? — Игорь вновь раздался своим омерзительным смешком, задрав голову вверх.
— Меньше знаешь — целее будешь, — коротко ответила ему Катя и вышла за порог, напоследок бросив, — ты понял меня? Если ты после наступления темноты ещё будешь в моём доме, то тебе…
— Эй, зачем так грубо? Такие слова тебе не идут, сестрёнка! — ответил Игорь, закрывая за ней дверь.
14
Снег всё никак не кончался. Меньше чем за сутки покрыл землю, занёс дороги. Появлялись первые сугробы. Да, вполне вероятно, что этот снег весь до последней снежинки ещё успеет растаять, превратиться в грязь, которая тоже со временем высохнет. Календарь показывал лишь разгар октября, но если человек отошёл бы ото сна и посмотрел в окно, то он точно бы спросонья решил, что уже очень давно на земле властвует суровый январь. Снег всё валил и валил, и по прогнозам погоды ближе к ночи снегопад обещал лишь усилиться.
Неготовые к такому резкому изменению погоды автомобилисты старались выезжать в этот субботний день только по крайней необходимости. Некоторые сгоряча пробирались на шиномонтажки, чтобы заранее поменять резину с летней на зимнюю. Одним из таких пессимистично настроенных водителей был Виктор. Катя когда-то подарила ему карту VIP-гостя на все сервисы отца. Он и забыл о ней, но карта, будто сама собой, вдруг попалась на глаза, всем своим видом приглашая ей воспользоваться.
И вот он в крошечном неказистом кафе напротив шиномонтажки пил обжигающе горячий, откровенно плохой и невкусный кофе, отдающий чем-то прогорклым и химическим, закусывал его твёрдым, неаппетитным круассаном с шоколадом и со смешанными чувствами разглядывал скромный вид из окна, за которым всё сильнее раззадоривалась снежная стихия, заставлявшая чувствовать всё нарастающую, щемящую тоску, с которой Виктору совсем недавно удалось справиться и даже на короткое время вовсе забыть о ней.
Что потянуло его сорваться из дома и приехать сюда? Разве только обеспокоенность резиной? Он понимал, что каждый лишний отрезок времени, который он бездумно слоняется по дому, всё дальше загоняет его в самобичевательную скорбь о человеке, духом которого были пронизаны стены вокруг. Всё сильнее становились муки совести, терзающие его в отместку за прошлую ночь.
Проснувшись после вчерашнего и осознав, что Регина ушла так же стремительно и незримо, как и появилась, а он находится в квартире вновь совершенно один, Виктор первым делом проверил, не пропало ли чего. А после обнаружения всех ценных вещей на своих местах устыдился своей недоверчивости. Вот на кого-кого, но на воровку Регина точно была не похожа.
Похмелье у Виктора к счастью или печали выразилось лишь в меланхоличном настроении, которое заволакивало полностью и которому хотелось предаваться, ища в нём забвения от мучительных мук совести и невидимого осуждающего взгляда, что преследовал каждый его шаг. Половину дня он просто валялся в кровати, погруженный в череду печальных мыслей и воспоминаний о вчерашнем вечере.
Спустя лишь пару мгновений после того, как он закрыл дверь за Андреем и Катей, Виктор оказался в кровати с прекрасной незнакомкой, которую едва знал. Оказался на их с Олей кровати. Было бы откровенной ложью сказать, что в момент их страсти он испытывал угрызения совести и не желал того, что происходило. О, он желал Регину и предавался случайному сексу с полной самоотдачей, без ноток опасений и здравого смысла. В эту ночь был только он, она и кровать. Которая за всё время пребывания в квартире знала только одно женское тело. Олино тело.
После первого раза Виктор для приличия пытался хоть что-то узнать о таинственной красотке, отдававшейся ему с такой страстью. Узнать хоть что-то кроме имени. Однако, её ответы не внесли никакой ясности. Девушка выдавала лишь сладкие фразы, подталкивающие Виктора к новому страстному забытью, но скрывающие за собой, как за стальными вратами, настоящую личность, которая произносила эти слова. Пустышка, кукла, маска, тень жизни, не человек — символ любви.
Истощённый, довольный собой и полностью удовлетворённый этой ночью Виктор, засыпая, держал девушку в объятиях, шептал ей свой полусонный поток сознания и замечал, что имя Оля ненароком раз за разом срывается с губ.