Услышав шум, Вацлав завертел головой. Но Илон тут же его предостерег, перекидывая второй автомат через плечо. Нож он сунул за ремень, а пистолет взял в руку. Приблизился к сержанту, ткнул дулом в затылок, покрытый потными, чуть рыжеватыми волосами, и взвел курок.
— Где эта тварь?
— В Дэдтауне, — без колебаний ответил сержант.
Ответ позабавил Илона своей неожиданностью и фантастичностью, и он взорвался истерическим смехом, понимая, что проделал весь путь, чтобы вернуться обратно, если, конечно, пленник не врал. Хохот полетел по лесу, сквозь сумерки и листву, распугивая птиц.
— Так легко его сдаешь? — не поверил Илон и вдавил дуло в затылок.
— Да он уже всех достал. Тебе только спасибо скажут, если он исчезнет.
Илон похлопал дулом по плечу — там, где лежал красный кленовый лист.
— Ты же сам…
— А у меня был выбор?
— Допустим, я тебе поверил. Но что он потерял в мертвом городе?
— Чего не знаю, того не знаю. Может, продолжает мстить за Анну. Кто его разберет.
— Сколько он там пробудет?
— Вроде еще три дня. Он с кем-то из ваших спутался, что-то мутит.
— А что за Анна?
— Да никто она. Обычная баба. А Скару только дай повод… У нее крыша поехала. И кто-то ее надоумил в Лост Арке найти психолога, чтобы он ей мозги вправил… Вот он и вправил, что она в кому провалилась. Ее недавно привезли. Говорят, теперь лежит в больнице овощ овощем.
Илон обмер, чувствуя, как его охватывает леденящий ужас. Как оглушают воспоминания, словно раскаты грома.
Анна… Психолог из Лост Арка… Дети… Как овощ… Фьюжинер Гагарин… Эдвард… И наконец… Мэй…
Безумная карусель минувших событий закрутилась-завертелась перед глазами. Илона захлестнула паника, лишая сил и делая ноги ватными. И он не придумал ничего лучше, чем со всей дури садануть сержанта по затылку. Вацлав распластался на земле, широко раскинув руки.
Сам Илон где стоял, там и сел. Приложил горячий лоб к пистолету, а потом больно застучал им по голове, словно старался выбить из нее любую мысль о том, что Мэй… погибла из-за него.
День убегал, тащил за собой свой широкий небесно-голубой плащ и солнце, закатывая его за горизонт. Тени размывались в густых сумерках. Лес изменился, покрываясь пятнами ночи. Сделался тихим-тихим.
Илон слышал свое беспокойное и прерывистое дыхание. Он запыхался, но продолжал шагать уже проторенной дорогой — в сторону мертвого города, не оборачиваясь и не останавливаясь. На плече в такт шагов качался автомат, другой держали влажные ладони, поясницу холодил пистолет, а на боку поблескивал армейский нож.
Жаркое тело никак не остывало, несмотря на подступившую ночь; ветви, неожиданно выпрыгивающие из темноты, хлестали по лицу; во рту стоял привкус чеснока, уксуса и подгоревшего мяса, несколько волокон крепко застряли в зубах, подбрасывая угли в пылающую белым пламенем топку раздражения и ненависти.
Ярость, словно прорвавшаяся из преисподней, толкала и толкала вперед. Но останавливаться было нельзя. Илону казалось, что если он хоть на минуту сделает привал, прильнет к дереву, даст натруженным ногам отдохнуть, то случится что-то непоправимое. Его поймают, начнут преследовать или подстрелят.
Братьев он привязал к дереву, их же ремнями перетянул запястья и привязал, сложив руки за спиной. Но надежно ли?.. Илон не помнил, не мог с уверенностью сказать, правильно ли сплел узлы и туго ли затянул. Воспоминания приходили урывками, зажигались фрагментами и исчезали, как вспышки фейерверков в воздухе.
Вскоре на лес наползла полновластная ночь, и пришлось сбавить шаг, чтобы не расшибиться впотьмах. Стало полегче, а когда из отнятой у кавенов фляжки на волосы, на лицо и в рот пролилась вода, еще лучше. Почти хорошо.
Однако с облегчением вернулись и мрачные мысли, от которых, увы, нельзя было скрыться. Мэй, милая Мэй не только спасла его ценой своей жизни, но и погибла из-за него. Из-за его идиотских желаний, его глупых амбиций… От осознания этого становилось гораздо больнее, чем от удара или пореза. Боль кромсала и жгла что-то в груди, в голове — саму человеческую сущность, саму душу. И терпеть ее было невыносимо.
Когда впереди наконец-то замаячили знакомые очертания зданий мертвого города, Илон, измотанный и подавленный, едва не упал от бессилия. Однако все равно не позволил себе передышку, пока не устроился на крыше одного из них. Теперь оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что сержант не соврал, и где-то здесь, среди руин, объявится Скар.