Они заводили этот разговор три или четыре раза. Так что Леший даже не думает подыскивать новые аргументы и только повторяет то, что уже говорил.
– Я был не один. Каждое мое слово может подтвердить Кроу и еще одна охотница. Ты его слышал. Своими ушами.
– Неужели? – спрашивает Фарс, разглядывая дрожащую «рану» на лице друга. Он слишком устал от всего этого. Тон его голоса – разведенный в желчи яд, – А три десятка твоих лучников и столько же кирасиров скажут обратное. На решетках ни следа высохшей плоти, ни пятнышка крови. Ничего.
Леший кивает. Потом поднимает на него взгляд. Фарс не помнит, чтобы у него когда-нибудь был такой взгляд. Тяжелый, неприятный, почти черный в наступивших сумерках.
– Только ржавчина. Густая и темная. На конце каждой пики, – говорит он, прислушиваясь к шагам голема, – Ты можешь идти, если хочешь. Я подожду еще.
6.1. ФОРМЫ НЕУЯЗВИМОСТИ
С некоторых пор освещение комнат старым добрым огнем считалось невообразимой пошлостью. Рита задрала голову и сразу уткнулась обратно в паркет. Пошлость или нет, но с яркостью они переборщили.
Под высоченным потолком плавали жемчужно-белые шары. Огромные, размером с коровью задницу, и поменьше – с недозревшую тыкву. По углам ютились самые маленькие и неказистые. Рита отметила их мимоходом, намереваясь при случае рассмотреть их повнимательнее. Они, кажется, представляли меньшую угрозу для глаз.
Бывшая аптекарша, заметив выражение на Ритином лице, поморщилась.
– Осторожней. Они не предназначены для долгой работы, могут… ну, не то чтобы взорваться. Лопнуть. Особенно вон тот, с синеватым отливом.
Рита послушно отступила на пару шагов.
– И не стой с таким видом, точно решаешь, кому из гостей Его Величества следует перерезать горло в первую очередь, – не унималась Аня, – Не забывай о том, что это формальность! Никакой реальной угрозы нет... Вон, этот освободился. Пошли!
Лакей, занимавший один из четырех столов в дальнем конце зала, встретил Риту вялой улыбкой. Немного подумав, он принялся стаскивать левую перчатку. На столе лежал ровнеький ряд из еще четырех сменных перчаток. «Старю» он бросил куда-то себе под ноги.
– Разрешите? – проговорил он, покончив с переодеванием, – Можете просто положить оружие на поднос, ко всему прочему. Или, если желаете, составим краткую опись.
«Поднос» имел габариты неглубокой ванны. Клинки отличались размерами и назначением: среди разложенных на красном бархате бастардов и фальшионов попадались громоздкие эстоки и длинные, со скошенным перекрестьем клейморы. Была здесь и всякая мелочь, брошенная в ванну-поднос прямо с ножнами. Однако внешнее разнообразие не могло скрыть внутреннего сходства оружия. Перед Ритой лежал годовой бюджет гильдии.
Она приподняла бровь, прикидывая вероятность того, что вместе с «грязной» перчаткой лакей смахнул на пол один из камушков. Может быть не нарочно. Тонкая ткань могла зацепиться за… О, тут и правда было за что зацепиться! Украшенные самоцветами ножны, позолоченные гарды, россыпь мелких бриллиантов на черенках. Противовесом двуручных мечей часто служило чистое золото, навершие мечей поменьше венчали мутные рубины величиной с яблоко-ранетку. Опись была и правда не лишней.
Рита отстегнула кинжал с пояса и, следуя минуту назад заученным правилам, вытянула клинок из плотных ножен.
– Мой скромный вклад в безопасность сегодняшнего вечера. Пожалуй, лишние бумаги тут ни к чему.
Лакей выдавил еще одну вежливую улыбку. Узор на серой стали зашевелился, отражая свет волшебных фонарей. Клинок был по-своему красив, но изрядно подпорчен многократной заточкой. Рита неслышно вздохнула, жалея его почти как человека. Частенько от него требовалось все и сразу: резать сухожилия и отсекать соединительную ткань, принимать удар и рубить мелкие ветки для костра.
– Красивая рукоять, – сказал лакей. Как любой человек подобной профессии он умел отмерять минимально необходимую долю учтивости в зависимости от статуса собеседника, – Что значит гравировка? Латынь, если не ошибаюсь?
Пальцы его коснулись вырезанных на кости букв. Некоторые из них едва читались, другие, наоборот – почернели и проступили яснее, чем в первый день. Рита глянула на кинжал, удивляясь тому, что лакея интересует такая ерунда.
– Carpe diem? Это латынь, да. Переводят по-разному. Мне больше всего нравится – лови момент.