Мысли Микаэля были слишком заняты Хильдой фон Кантерборг, поэтому он плохо понимал, что говорила ему Малин. На Вестербрун Блумквист взял такси до Рутгер Фухсгатан и теперь из окна машины любовался на загорающих в парке людей. В заливе Риддарфьёрден тарахтел одинокий катер.
– Послушай, Микке, – говорила Малин, – я очень тебя прошу. Это ведь ты втянул меня в эту историю.
– Прости, я немного рассеян, – отвечал Микаэль. – Всему свое время… Так что ты говоришь… ты застала Лео за работой посреди ночи?
– Именно так, – подтвердила Малин. – И мне это показалось странным.
– Наверное, ты решила, что он пишет завещание?
– Дело не в том, что он писал, а как.
– То есть?
– Он ведь был левша, Микаэль. Лео все делал левой рукой, я сразу обратила на это внимание. Но в тот раз он писал правой.
– Хм… действительно странно.
– Мне сразу вспомнилось одно его выступление на телевидении. Тогда Лео демонстрировал какие-то слайды и держал мышь в правой руке.
– Прости, Малин, я что-то не улавливаю.
– Я не договорила. Тогда я не придала этому большого значения, но вспомнила этот момент во время его выступления в Музее фотографии. Я же говорила тебе, что в последние недели моей работы в фонде Альфреда Эгрена мы с Лео сблизились, и я стала обращать внимание на любую мелочь в его поведении. Ну, например, на то, как он берет разные предметы.
– Понимаю.
– И вот во время лекции в Музее фотографии Лео взял бутылку со стола правой рукой…
– Так.
– Но крышку отвинтил левой. Потом налил воды в стакан, который опять-таки держал в правой руке. Вот на что я обратила внимание. А потом подошла к нему поговорить.
– И разговор вышел неудачный, насколько я понимаю.
– Совершенно верно. Я поняла, что он хочет от меня отделаться, и как можно скорее. Он плеснул вина в бокал, который, опять-таки, держал в правой руке. У меня мурашки по спине побежали.
– Что-то неврологическое?
– По крайней мере, так объяснил это сам Лео.
– Что? Ты все-таки говорила с ним на эту тему?
– Не я. Я тогда вообще чувствовала себя круглой дурой. Я снова и снова прокручивала передачу с его участием – и не верила своим глазам. Наконец позвонила коллегам. Но только для того, чтобы окончательно убедиться в том, что сошла с ума. Они ничего не заметили, Микке! Никто ничего не заметил. Однако у меня еще оставалась моя Нина Вест – валютный маклер и зоркий глаз. Единственный, кроме меня, человек, который обратил внимание на странности Лео. Можешь себе представить, как мне было приятно это услышать! И она расспросила его об этом.
– И что он сказал?
– Что у него амбидекстрия. То есть и левой, и правой рукой он управляется одинаково хорошо. Я смотрела в Интернете, Микке, их только один процент. Один процент от всего человечества, можешь себе представить? Среди амбидекстров есть известные спортсмены – например, Джимми Коннорс[344], ты его знаешь?
– Конечно.
– После смерти матери Лео неожиданно переменил руку. Это был знак начала его новой жизни, первый шаг к освобождению.
– Есть ли какое-нибудь объяснение этой его особенности?
– Не знаю. Но гиперакузия и амбидекстрия – не слишком ли много для одного человека?
Микаэль молчал, глядя в сторону Цинкенсдамма.
– Нет, почему же? – возразил он. – Лично я не вижу здесь никакого противоречия… – Он задумался. – И все-таки ты права. Что-то в его истории не стыкуется. Кажется, мы с тобой договаривались о встрече?
– Совершенно верно, – согласилась Малин.
Микаэль дал отбой и продолжил путь в сторону Сканстюлла, к Хильде фон Кантерборг.
За последние несколько лет Ян Бублански проникся большой симпатией к Лисбет Саландер, тем не менее в ее присутствии ему было не по себе. Он знал, что она недолюбливает службы правопорядка, что было вполне понятно, принимая в расчет ее прошлое. Но Ян Бублански не терпел необоснованных обобщений.
– Ты должна учиться доверять людям, Лисбет, – сказал он ей. – Даже полицейским.
– Я пытаюсь, – сухо ответила она.
Саландер выглядела на удивление молодо. Ян сидел напротив нее в комнате свиданий в Н-корпусе и ерзал на стуле.
– Прими мои соболезнования по поводу кончины Хольгера Пальмгрена. Я знаю, как это тяжело. Когда умерла моя жена…
– Не надо, – остановила его Саландер.
– Хорошо. Перейдем сразу к делу. Как ты думаешь, кому могло понадобиться убивать Хольгера Пальмгрена?