Дэн поднялся со скамейки и стал прогуливаться по набережной, потирая затекшие пальцы. Ничего не происходило. Улицы пустели. Только в ресторане на площади жизнь била ключом. Там, за огромными стеклянными окнами, ели и смеялись счастливые люди. Лео был исторгнут из их мира. Он мог лишь на расстоянии любоваться праздником, на который его не пригласили. Но он везде был чужим, разве не так?..
И тут Дэн увидел Лео. Этот момент он запомнил навсегда. Казалось, время остановилось и все звуки вокруг стихли. Сердце Дэна сжалось – не от радости, а от боли. Сходство было разительным. Лео улыбался, двигался, жестикулировал, как он. Дэн узнавал его лицо вплоть до малейшей складки на щеках или под глазами. Это было все равно что увидеть себя в позолоченном зеркале.
Лео Маннхеймер был тем, кем должен был стать он. Но чем больше всматривался в него Дэн, тем больше обнаруживал различий. Дело было даже не в дорогом костюме и обуви. Лео излучал благополучие, которого Дэну всегда так не хватало. Оно как будто вросло в его плоть и кровь. Рядом с ним была женщина, которая льнула к нему и смотрела на него влюбленными глазами. Оба смеялись, и Дэн сразу понял, что это Малин Фруде, о которой говорила Юлия. Он так и застыл посреди улицы, глядя, как они удаляются в сторону Библиотексгатан. А потом пошел следом, сам не зная зачем.
Дэн шел поодаль, но едва ли рисковал быть замеченным. Те двое, казалось, были полностью поглощены друг другом. Вскоре они скрылись в глубине парка «Химлегорден», но их смех все еще витал в воздухе. От него Дэну взгрустнулось еще больше. Он вздохнул и отправился в свою гостиницу. Тогда Дэн еще не знал, как обманчива бывает внешность. Он ведь и сам не раз производил впечатление баловня судьбы. Чужая жизнь лишь со стороны выглядит красиво. Но тогда Дэн еще не думал об этом.
Микаэлю надо было в Нючёпинг. В сумке у него лежали блокнот, диктофон и бутылка розового вина. Последнее он купил по совету Лотты фон Кантерборг. Ее сестра Хильда, проживающая в одном из отелей Нючёпинга под именем Фредрики Нурд, согласилась побеседовать с Блумквистом на определенных условиях, одним из которых было розовое вино. Вторым – предельная осторожность. Она скрывалась от преследований, и то, что рассказал Микаэль, нисколько не убавило ее страха. Совсем наоборот, как сказала Лотта. Поэтому Блумквист уехал тайком, не предупредив даже Эрику. Сейчас он сидел в кафе возле кольца Центрального вокзала и ждал Малин. Предстоял важный разговор. Микаэль должен был убедиться в правильности своей гипотезы.
Малин опоздала на десять минут. Она была в джинсах и голубой блузе и выглядела потрясающе. Она всегда выглядела потрясающе, даже если перед этим ей приходилось обегать полгорода с высунутым языком.
– Прости, – сказала она. – Мне надо было завезти сына к маме.
– Ты могла бы взять его с собой. Я всего лишь хотел задать тебе пару вопросов.
– Я знаю. Но у меня, кроме тебя, масса других дел.
Микаэль быстро поцеловал ее и сразу перешел к делу.
– Итак, в Музее фотографии левша Лео Маннхеймер вдруг стал правшой. И тебя это удивило, так?
Она кивнула.
– А больше ничего странного в нем ты не заметила?
– В смысле?
– Ну… скажем, родимое пятно переместилось с левой стороны на правую, или пробор… Он ведь кудрявый, Лео?
– Ты меня пугаешь, Микаэль. О чем ты?
– Я все думаю о той истории об однояйцевых близнецах, которых разлучили сразу после рождения, только знаешь… Обещай сначала, что никому не расскажешь о нашем разговоре.
Малин схватила его за рукав.
– Уж не думаешь ли ты…
– Я ничего не думаю, Малин. Пока ничего.
– Но я всего лишь хотела спросить…
Микаэль все еще колебался.
– Однояйцевые близнецы генетически абсолютно идентичны, – начал он. – Почти, во всяком случае. Не считая незначительных изменений ДНК, называемых мутациями. Они есть у всех нас.