Ежевечерне жизнь здесь совершенно угасала, но на следующее утро возрождалась снова, монотонная, повторяющаяся, ужасная.
Всю осень Флора металась по городу как загнанная. Но как ожесточенны ни были ее поиски, она не могла найти себе прибежища. Бары, куда она с удовольствием зашла бы, были включены в разработанный Рехиной и ее подругами список «нерекомендованных мест».
Летом, в разгар туристского сезона, Флора могла хотя бы, не вызывая нареканий представительниц своего круга, ходить в кафетерии на Пасео, чтобы посмотреть на людей под укачивающий ритм какой-нибудь прилипчивой и веселой музыки.
Но осенью все менялось. Дремавшие в летние месяцы строгие правила морали воинственно вступали в свои исконные права, и никто не смел их нарушать, если не хотел прослыть отъявленным еретиком. Оставалось кино, единственное развлечение, дозволенное обществом Лас Кальдаса, но даже кино бывало не каждый день, и, чтобы пойти туда, Флора, под страхом сурового осуждения, обязана была подыскать себе для компании какую-нибудь приятельницу. Приходилось сидеть вечерами дома, а это означало часами сносить болтовню Рехины.
На сей раз, сославшись на головную боль, она осталась у себя в комнате и, в порядке исключения, добилась, что сестра одна ушла на крестный ход. После тягостной вчерашней сцены Рехина была с ней до такой степени ласкова и предупредительна, что Флора стала опасаться какого-нибудь подвоха. Чтобы придать больше правдоподобия своим отговоркам, она попросила принести обед к себе в комнату и вернула его почти нетронутым, невзирая на уговоры огорченной Лолиты. Сидя в качалке возле окна, она вязала и терпеливо ждала, когда уйдет сестра.
Когда это наконец произошло, Флора швырнула крючок в корзинку для рукоделия и распахнула платяной шкаф. Оставаясь одна, она любила, прежде чем надеть какое-нибудь платье, перебрать все свои наряды. Осмотр обычно длился долго – Флора проводила его дотошно. Сделав выбор, она надевала платье перед зеркальной дверцей шкафа и нацепляла на себя всевозможные украшения, попадавшиеся ей под руку, – бусы, браслеты, камеи, эмалированные побрякушки, – независимо от их ценности. Случалось, что бриллиантовая заколка, которую ее отец привез с Кубы, соседствовала с блестящими подделками, приобретенными в каком-нибудь ювелирном магазине за несколько песет.
После долгих колебаний в этот вечер ее выбор пал на сиреневое платье. Прежде чем надеть его, Флора приняла душ. Свои туалет она дополнила поясом цвета мальвы и туфлями из кожи антилопы. Зеркало вернуло удовлетворивший ее тщеславие образ, окутанный неясным туманным ореолом. Затем она с величайшей заботливостью причесалась. Блестящие черные, шелковистые волосы мягко спадали ей на плечи. Несколько непокорных прядей поднимались надо лбом, и Флора подхватила их лентой.
Одевшись, она покинула спальню и заперлась в салончике своей сестры. Здесь, среди знакомой с детства мебели, Флора чувствовала себя в большей безопасности, чем у себя в комнате. С некоторых пор ее часто одолевали приступы головокружения, бывало, что в течение нескольких секунд она не могла произнести ни слова. Иногда она просыпалась среди ночи вся в поту, с тягостным ощущением, что кричала во сне. Флора поискала в сумке ключик и отперла шкаф, в котором хранились крепкие напитки.
Она пила тайком от Рехины, и не подозревавшей, что бутылка мальвазии, приберегаемая ею для гостей, с начала лета несколько раз заменялась новой. Парочку-другую рюмок в день – ровно столько, сколько требуется для поднятия тонуса. Порою, когда чувство подавленности овладевало ею с большей силой, чем обычно, Флора уносила бутылку мальвазии к себе в комнату и выпивала несколько – всего лишь несколько – стопочек, прежде чем лечь в постель. Это помогало ей успешно бороться с бессонницей, и до самого утра она спала не просыпаясь.
Таким образом, слух, пущенный Эльвирой, будто Флора была вдребезги пьяна в тот вечер, когда в аллеях «Лабиринта» к ней пристал какой-то человек, совершенно не соответствовал истине. Флора выпила тогда лишь стакан мальвазии и рюмочку горького для пищеварения. У нее ведь хватило присутствия духа закричать, призывая на помощь, когда этот тип, делая непристойные жесты, приблизился к ней. Это ли не доказательство, что версия Эльвиры – клеветническое измышление.
Бутылку «парфэ амур» Флора купила также без ведома Рехины. Это был слабый ликер бледно-фиолетового цвета, который она пила из стоявших в горке хрустальных рюмок, присыпав краешек сахарной пудрой, как рекомендовал один журнал мод. Внезапно передумав, Флора пошла к себе в спальню за ликером и, усевшись в качалке перед пожелтевшей фотографией Беремундо, сделала первый маленький глоток.