Незаметно для себя они вышли к палисаднику. Дом был большой, трехэтажный, тускло-красного цвета. Почти весь фасад оплетали жадные щупальца вьющихся растений. Огромные окна скрывались за жалюзи. Над дверью был крытый шифером навес, к которому был подвешен круглый фонарь. Поникшая гераць в двух вазах у подножия лестницы впитывала его желтоватый свет.
– Подожди.
Атила на цыпочках поднялся по ступенькам и вставил ключ в замок. Предварительно он обмотал руку платком. Несколько секунд Атила бесшумно возился с ключом. Неожиданно дверь подалась с необыкновенной легкостью.
– Поднимайся, быстро.
Стараясь не дышать, Пабло последовал за ним и очутился внутри дома. Здесь стояла непроглядная тьма. Только отсветы дверного фонаря местами немного разряжали ее. От дуновения ветра задрожали стеклянные подвески лампы. Атила тщетно искал выключатель. Не найдя его, они стали продвигаться по вестибюлю на ощупь.
– Где кабинет?
– По-моему, здесь.
Атила чиркнул спичкой. Словно крылья гигантских бабочек, по стенам, потолку, полу заметались тени. Комод, сундук, бюро помогли Пабло сориентироваться. Зеркало отразило его движения, придав им таинственность. К лестнице шмыгнул мышонок.
– Сюда.
Первый страх прошел, и Пабло почувствовал прилив энергии. Дверь кабинета была закрыта. Пабло открыл ее и зажег свет. В камине еще горел огонь. Пабло подошел к письменному столу и показал Атиле сейф. Его друг опустил штору и распахнул окно настежь. Потом он вытащил связку отмычек и стал перед сейфом на колени.
– А ты посмотри в ящиках.
Пабло повиновался.
– Не смей снимать перчатки, олух.
Пабло натянул их снова. Сердце у него билось не так сильно, как он ожидал, мало-помалу к нему возвращалось спокойствие. Ящики стола не были заперты. Бумаги, документы, квитанции компании – он все тщательнейшим образом просматривал. В одном из ящиков он нашел конверт с женской фотографией. На обороте потемневшей от времени карточки была надпись.
– Погляди-ка, что я нашел. Видно, у старика была любовь.
Атила не обернулся. Стоя коленями на ковре, он все возился с сейфом. Пабло сунул фото в конверт и продолжил обыск. Мебель, как и вся комната, пропахла стариком. Запах был противный, тошнотворный – смесь застоявшегося табачного дыма и свинины.
«Элпидио – человек порядочный и не хотел марать руки».
Ему невольно приходили на память обрывки вчерашнего разговора. Старому дураку и в голову не пришло, что сын Элпидио тоже рук не замарает: Пабло предусмотрительно надел перчатки.
Эта мысль так развеселила его, что он чуть не расхохотался как ребенок. Стоя перед сейфом на коленях, Атила тяжело дышал. Пабло, даже не глядя на него, знал, что он весь в поту. Всякий раз, когда его друг чего-то напряженно желал, па лбу его бисеринками выступал пот и глаза приобретали странный блеск.
– Не открывается?
– Нет.
– Хочешь, я попробую?
– Погоди. Я еще попытаюсь.
Атила отвечал отрывисто, раздраженный тем, что его отвлекают. Пабло смотрел на него как зачарованный: они с Атилой в доме дона Хулио. Сцена казалась ему почти нереальной, словно он грезил наяву. В эту ночь они раздобудут деньги и отпразднуют свой успех в какой-нибудь таверне. С ними будет Хуана, и они решат, что делать дальше. Пабло хотелось немедленно уехать из города. Но Атила прав, говоря, что им следует еще на некоторое время задержаться в Лас Кальдасе.
– Иначе нас сразу же заподозрят.
Когда вызванный этим событием переполох уляжется, они в один прекрасный день без предупреждения покинут город и никогда больше не услышат ни об училище, ни о гараже, ни о школе. Все трое навсегда распростятся с прошлой жизнью. А когда их родители дадут знать в полицию, будет слишком поздно: к тому времени Атила, Хуана и Пабло перейдут границу.
– Ты думаешь, Хуана решится на… – начал было Пабло и смолк на полуслове, так как в этот самый момент, подняв крышку сигарного ящика, обнаружил, что он набит банковыми билетами.
Сердце Пабло, до сих пор спокойно стучавшее в груди, бешено заколотилось. Он облизал ry6jbi. Во рту у него сразу пересохло, горло было как резиновое.
Оглушенный, вытаскивал он одну за другой пачки по тысяче песет. Деньги были новенькие, они радовали глаз. Кучей свалив пачки на бювар, он пересчитал число купюр в каждой из них и помножил на количество пачек. Если только арифметика его не подводит в коробке восемьдесят тысяч песет.