Алиса Гарвей вскакивает, не успев собраться с мыслями, следуя велению инстинкта, хватает стоящий на туалетном столике флакон духов, смачивает лиф и, выскользнув за дверь, бросается к выходу.
Это действительно Керголец. Восатка с той чернобровой кошечкой зашел так далеко, что Карел решил не мешать товарищу. Когда они с Бурешом выбрались из таверны, в голове у него шумело от обильных возлияний, но несколько глотков чистого воздуха, приятно освежавшего в эту лунную ночь, рассеяли дурман. Осталось лишь пылкое, разбуженное желание.
— Куда двинем? — спросил он у Буреша.
— Никуда, Карел. У тебя слишком много денег с собой.
— Глупости. Я знаю, что делаю. Можно зайти в «Черный виноград». Там приличные девочки… Только поздно уже… Все кабинеты заняты… Эх, проклятая жизнь… Девки, девки — и ничего больше… А эта Адель симпатичная, чистенькая такая, смазливая… Ну и бестия же этот Ференц!.. Осатанел прямо… Ей-богу, Гонза, гляди, ни одной бабы! Все уже по рукам разошлись, разобраны, распроданы, тьфу, дьявольщина, подохнуть можно. Куда деваться? Ну, скажи, Гонза, где найти красивое и чистое создание? Придумай же что-нибудь, черт тебя подери, ведь ты же образованный…
Но Гонза Буреш говорит, что уже поздно, и куда бы они ни пришли — ничего, кроме отбросов, их не ждет; самое разумное — вернуться домой. Он проводил Кергольца до середины Репербан, перевел его через улицу на небольшую площадь перед цирком, похлопал по плечу и посоветовал лечь спать.
Керголец направился было к цирку, но едва Буреш скрылся из виду — остановился.
«Неужели после такого вечера оставаться одному? — гудело у него в голове. — Постой хоть тут немного… Подожди… Может, случай пошлет тебе кого-нибудь… Белоснежную, прекрасную, благоуханную… Может быть, она уже идет сюда, и было бы грешно упустить такой случай… Сосчитай хотя бы до ста, вдруг повезет. Ра-аз, два, три, че-е-тыре…»
Керголец стоит в лунном свете, за спиной — здание цирка с потушенными огнями, впереди — пустынная улица, по которой время от времени ковыляет, пошатываясь, запоздалый кутила. Керголец считает медленно, растягивая слова — двадцать семь… Но счастья нет как нет. Не досчитав до ста и махнув рукой, он сдвигает шляпу на затылок и шагает к цирку. Собачья жизнь! Теперь еще буди старика Гарвея, чтобы тот отпер дверь…
Но что это? Дверь приотворена! Керголец напрягает зрение — и в самом деле! Кто-то стоит в дверях… Кто-то в белом… Керголец прибавляет шагу.
— Рыженькая?! Ты что тут делаешь?
— Вас дожидаюсь.
— Меня?
— Да, чтобы вам не будить папу.
Алиса стоит в темном коридоре, высокая, стройная, и шепот ее опьяняет, как ласка. Керголец замирает подле нее, вдыхает аромат ее тела. Рука его невольно поднимается, обвивает девушку, обхватывает сзади под лавиной волос. Алиса вся напряглась, будто заледенела; какую-то долю вечности держит он ее так, и вдруг строптивая линия ее спины обмякает, и Алиса безмолвно припадает к Кергольцу руками, губами, грудью — всем телом.