Тут господин директор спохватился и сердито фыркнул. Это категорически и абсолютно недопустимо, ни о каком августе не может быть и речи. Как только они приедут в столицу…
В этот момент господин директор зевнул. И решил, что он пойдет спать. А столичные планы вполне подождут еще немного.
Глава восьмая
Про то, как Марик чуть не расстался с жизнью, но был спасен
Вы, конечно, знаете, как именно надо ездить на лошади?
Люди в штанах садятся на лошадь верхом, сжимая ее бока коленями и вставляя ноги в стремена.
Дамы ездят на лошади совсем иначе. Если у вас нет лошади, то настоящую даму вы отличите от просто человека по зонтику — у дамы летом непременно в руках кружевной зонтик — и по куче оборок и бантов на платье. Ну а если у вас есть лошадь, то настоящую даму будет видно по особому, необыкновенному способу на ней ездить. Предложите даме покататься, и она скажет, что для этого ей необходимо надеть амазонку (ужасно неудобное платье, в котором дамы катаются на лошади). А когда она наденет амазонку, то сядет на лошадь не верхом, а боком, изогнувшись и свесив ноги с одной стороны. И при этом даме еще понадобится особое дамское седло, и она непременно попытается одной рукой держать кружевной зонтик.
Лошадь Аделаида хорошо знала повадки дам — за свою длинную жизнь ей не раз приходилось с ними сталкиваться. Когда на спине сидит дама, приходится перебирать ногами совсем медленно и аккуратно: не дай бог, свалится со своего кривого седла прямо под копыта — тогда шуму не оберешься.
Но есть еще один способ ездить на лошади. Цирковой. Так ездит Рио-Рита. Если вы встретите Рио-Риту в городском саду, вы нипочем не отличите ее от настоящей дамы: у нее и кружевной зонтик имеется, и платье с оборками — словом, все как полагается настоящей даме. Но если Рио-Рита сядет на лошадь, вы сразу поймете, что никакая она не дама, а настоящая цирковая наездница. Потому что Рио-Рита умеет ездить на лошади, стоя вниз головой — на руках, и, самое удивительное, иногда она делает в воздухе сальто, приземляясь точно-преточно снова на спину Аделаиды.
Ни одна дама такого повторить не в состоянии.
А если Рио-Рита падает с лошади (что случается крайне редко, почти никогда), она не визжит, как обычно визжат дамы, не созывает всех, чтоб ее подняли, не требует нашатырного спирта, чтоб прийти в себя, и не говорит: «Ах, гадкая лошадь, теперь амазонка вся в пыли». Рио-Рита просто поднимается на ноги, догоняет лошадь и продолжает репетицию.
Хотя обычно Аделаида и не виновата в том, что Рио-Рита падает, но в такие моменты лошадь всегда чувствует себя немножко неловко. Ей хочется сказать наезднице что-либо утешительное, однако лучше это не делать: Рио-Рита только фыркнет насмешливо и нетерпеливо махнет рукой. Мол, нечего разводить сантименты, продолжаем работать. Впрочем, Рио-Рита падает с лошади крайне редко.
Но в этот день, когда на привале Рио-Рита решила немного размяться, случилась большая неприятность. Под ноги Аделаиде попался камушек (или свернувшийся узлами корень сосны — разглядеть никто не успел). Лошадь споткнулась, и Рио-Рита кубарем слетела на землю. Тут же вскочила, но вдруг тихонько охнула и остановилась.
— Что случилось? — встревожено и виновато поинтересовалась подоспевшая Аделаида. — Ногу подвернула?
— Нет, кажется, руку ушибла. — Рио-Рита неловко подняла правую руку, левой осторожно ощупывая локоть.
Мадемуазель Казимира уже спешила к ним, заметив издалека неладное: конечно, если случалось что-то совсем серьезное, то звали доктора, но вправлять вывихи, перевязывать раны, лечить простуду Казимира прекрасно умела и сама.
— Нет ничего особенно страшного, — облегченно вздохнула она, осмотрев Рио-Ритин локоть, — ушиб, небольшое растяжение. Сейчас приложим холод, сделаем повязку, и дня два-три тебе следует поберечь руку.
Вот так и случилось, что в тот день Рио-Рита не могла мыть посуду после обеда, и Марик вызвался сделать это один. Мадемуазель Казимира пыталась предложить ему свою помощь, но Марик очень хотел показать, что справится самостоятельно.
Он собрал все тарелки и чашки в большую корзину и потащил к ручью, за край рощицы.
Мытье посуды заняло у него полчаса, и, когда последняя чашка была домыта, Марик решил искупаться: день был жаркий, а, возясь с посудой, мальчик порядком перемазался и умаялся.
Скинув одежду, тихонько повизгивая от того, что вода была гораздо холоднее, чем ему казалось, пока он плескался у самого берега, Марик зашел поглубже.
Здесь ручей становился чуть темнее, но все равно до самого дна было все видно — песок и обкатанную водой гальку на дне и маленьких, с мизинец, рыбок-мальков, которые серой стайкой метались туда-сюда, иногда щекотно тыкаясь Марику между пальцев ног.