Наши спасители были сильными от воздвижения шатров и вычистки сараев, но под глазами у них были темные круги, под пустыми глазами на печальных лицах; они едва нам кивнули, прежде чем поплыть к зимним квартирам. Чарльз спросил: «Что со всем сталось?» Но они не ответили, так что Чарльз взял доску и начал грести, помогая удержаться на курсе. Я сидела на носу плота и смотрела в грязную воду, откуда всплывали мертвые лица и умоляли «Помогите нам, пожалуйста». Но было слишком поздно, я знала, и лица ныряли назад в ил. Некоторые из них были местными горожанами, но были и незнакомцы, и я задумалась, откуда их сюда принесла Виннесоу и сколько бы они еще проплыли, если б не застряли тут, и как узнать, куда отправить теперь их тела?
Вокруг нас плавали животные из зверинца, висели в ветвях, а еще там были и собаки, и кошки, и коровы. К нам поплыла лошадь, выпучив глаза и отфыркиваясь от воды. Чарльз набросил ей на шею веревку, чтобы тащить за плотом, но потом линь натянулся, будто мы поймали большую рыбу, и пришлось ее обрезать карманным ножом.
К поверхности поднялось что-то большое и серое, я наклонилась поближе, и вдруг мне в лицо брызнул фонтан из воды и воздуха — я смотрела в глаза гордости Уоллеса Портера, бегемотихи Хелен. Она кружила вокруг нас и подныривала под плотом. Один из рабочих перестал грести и пробормотал: «Может, хоть она выживет», и это было первое, что они сказали за все время плавания.
Мы доплыли до зимних квартир и увидели особняк Портера, гордо возвышающийся на островке посреди бурлящей воды, а большинство сараев было затоплено. Рабочие высадили нас на острове, к нам с холма сбежали служанки, завернули в пледы и повели к дому. Одна из них принесла мужчинам сэндвичи, они молча их сжевали и опять отплыли, чтобы искать других выживших и привезти их к Портеру.
Мы встретили Уоллеса Портера в кабинете, где пахло дымом сигар и виски. Он был пьян и бредил, спорил с Богом о правосудии. Заметив нас, Портер устало прикрыл лицо руками, затем убрал ладони и тяжело произнес, что на кухне есть еда, а в доме много пустых комнат для ночевки. Я не могла видеть его таким — таким обессилевшим, и мы с Чарльзом развернулись и вышли из кабинета. Поели супу на кухне и покормили Милдред молоком, а потом спали и спали. Проснувшись, Чарльз сказал: «Мне опять приснилась прошлая неделя», и я призналась, что мне тоже.
Наконец взошло солнце, и поначалу я думала — не может быть такого, чтобы земля впитала всю эту прорву воды. И еще поверить не могла, что вся эта вода пролилась с неба: казалось, будто она вытекла из пор в земле, что она от давнего китайского наводнения, медленная волна, несущаяся по всей планете. Иногда мне кажется, что ничего никогда не кончается, когда кончается. Может, в нынешнем Водохранилище Виннесоу стоит вода того самого Потопа 1913, заглянула нас проведать.
Когда река вошла в берега, Уоллес Портер открыл двери, и мы с Чарльзом отправились с ним по дороге вдоль поля к зимним квартирам. Вокруг не было слышно ни звука, даже пения птиц, и на секунду мне показалось, что из всех людей на Земле выжили только те, кто добрался до особняка Портера. Идти было тяжело — приходилось убирать с дороги ветки, обходить вырванные деревья, вагоны, крыши, бочки. Местность выглядела так, будто бы торнадо втянул все, взболтал и разбросал по округе.
Наверное, поэтому звери лежали вокруг на полях в странных позах, их глаза были открыты и смотрели в плоские небеса. Слон лежал на боку, шкура расползлась, но всю кровь куда-то смыло. Бенгальский тигр висел на дереве над рекой, запутавшись задними лапами в ветках. Мы зашли в сарай с гориллами и увидели их тела в запертых клетках.
В тот день, куда бы я ни отвернулась от смерти, всегда натыкалась взглядом на другой труп, другое тело, и меня опять начинало трясти. Но не думаю, что горевала сильнее, чем Портер, когда мы зашли в хижину Дженни Диксианны и нашли ее тело, прижатое медной кроватью к стене. Мы с Чарльзом вышли наружу и слушали, как рыдает Портер, отодвигая кровать.
Я шепнула Чарльзу: «Почему она просто не уплыла?» Чарльз не знал, пока Портер не пустил нас внутрь и мы не увидели, как он собирает с пола разбросанные пустые бутылки из-под виски. Когда он набрал сколько смог, оглянулся, словно ища мусорное ведро, но увидев, во что превратилась комната, опять начал плакать. До сих пор помню его лицо, серое, как пепел, а в волосах запутались листья и веточки, словно он был каким-то домовым или эльфом.