Впрочем, это не совсем так, верно? Потому что в последнее время случались дни, когда, погрузившись в заботы о салуне, Тревис вовсе не вспоминал о Зее. А вдруг когда-нибудь он совсем о ней забудет? Или убедит себя в том, что случившееся плод больного воображения, результат психической травмы, полученной в результате гибели лучшего друга, — убедительная и вполне реалистичная выдумка человека, который два месяца где-то скитался, охваченный горем, и пытался найти смысл там, где его никогда не было?
Нежное пение мандолины смолкло, и тут же разразился гром аплодисментов. Тревис обвел взглядом салун, где яблоку негде было упасть, и покачал головой. Дело не в том, что не можешь снова вернуться домой. Просто, когда возвращаешься, оказывается, что в твоем доме что-то неуловимо изменилось. Как могла Дороти выносить жалкие черно-белые пейзажи Канзаса, побывав на ослепительных от разноцветных красок дорогах страны Оз? Только ведь он любит свой дом, даже такой бесцветный и скучный.
Тревис снова улыбнулся, счастливый человек, знающий, где его место. Макс вышел из подсобки с чистыми стаканами в руках. Тревис взял у него половину, и в этот момент снова заиграла мандолина и зазвучал сказочный голос Дейдры:
Нам в этой жизни суждено Всю жизнь по кругу мчать. Лишь одного нам не дано — На месте постоять. Спешим с восхода на закат Настранствоваться всласть И возвращаемся назад — На миг к корням припасть. Я шел по южным берегам И горько возрыдал; Бродя по северным снегам, Судьбину проклинал. Ходил на запад, на восток, Везде одна беда: Наступит ночь и всходит в срок Манящая звезда. Давно уж юность отцвела Зеленою весной, И зрелость летом отошла, Украсив сединой. Листвою осень шелестит И, взор туманя мой, О чем-то тихо говорит С грядущею зимой. Но в этой жизни суждено Нам всем по кругу мчать, И одного лишь не дано — На месте постоять.Тревис уронил стаканы на стойку, и несколько штук разбилось. Аплодисменты смолкли, зрители завертелись на своих местах, пытаясь понять, что произошло. Тревис молча смотрел на Дейдру, завороженный музыкой, не в силах пошевелиться.
Откуда она знает эту песню?
Дейдра, сидевшая в дальнем конце салуна, заметила его реакцию и нахмурилась. Она встала, положила мандолину и начала пробираться к Трсвису между столами и стульями. Короткое мгновение, и вот уже тут и там возникли разговоры, кто-то сунул монетку в музыкальный автомат, какая-то женщина попросила у Тревиса пива, но руки не слушались его. К счастью, Макс стоял рядом и не заметил потрясения, написанного на лице Тревиса. Он обслужил клиентку.
Дейдра подошла к стойке.
— Кто научил тебя этой песне? — спросил Тревис севшим голосом.
Она удивленно смотрела на него своими миндалевидными зелеными глазами.
— Что-то случилось, Тревис?
Он вцепился в край стойки так, что побелели костяшки пальцев.
— Песня. Где ты ее слышала?
— Пару лет назад меня научил один бард.
Пол закачался под ногами Тревиса. Фолкен? Неужели она знакома с Фолкеном Черной Рукой? Невозможно!
Так же невозможно, как путешествие в другой мир? Невозможно, как существование волшебства?
— Бард? — облизнув пересохшие губы, переспросил Тревис.
— Именно. Я познакомилась с ним на Фестивале Возрождения в Миннесоте. Мы… ну, я… — Высокие скулы Дейдры окрасились легким румянцем, словно их коснулась кисть художника.
Тревис поморщился. Она не знакома с Фолкеном. Дейдра услышала балладу от другого барда, а он поставил ее в неловкое положение своими вопросами. Интересно, откуда тому известна песня — ну, кто знает? Впрочем, дорога между Зеей и Землей открыта в оба конца. Разве песня не может перебраться из одного мира в другой, если это доступно человеку? А попав на Землю, она быстро стала достоянием странствующих музыкантов.
Дейдра протянула руку и коснулась его пальцев.
— Тревис, что-то не так. В чем дело?
Он открыл рот, понимая, что должен объяснить, сказать хотя бы что-нибудь, но никаких разумных мыслей в голову не приходило.
Впрочем, в этот момент дверь салуна с грохотом распахнулась, и Тревис резко вскинул голову. Посетители, все как один, повернулись к входу.