Далее, соблюдая внешний порядок подчиненности, великий провизор обратился к королю.
— Что вы на этот счет скажете, Ваше величество?
Бодуэн IV, несмотря на не слишком яркое освещение, рассматривал ногти на своей руке. — Я держусь того мнения, что откладывать нам… есть продолжать терпеть их самоуправство нельзя. Это, на пользу это не пойдет. Никому из присутствующих, у тамплиеров не бывает длительных союзников. Сейчас ущемлены интересы всех. Вас, маркиз, они преследуют в Агаддине, вас, граф Раймунд в Тириане, они повесили недавно двоих ваших егерей? О бедствиях и унижениях его святейшества, я уж не говорю. Что же касается династии, — из уст короля вырвался нервный смешок, — вы не хуже меня знаете реальные пределы власти Иерусалимских королей, у нас любой барон сам себе власть, а вы, господа, более государи, чем я сам. По Иерусалимскому кодексу Годфруа…
Видя, что речь короля сворачивает не на ту тропку великий провизор счел нужным вмешаться.
— Извините, Ваше величество…
— Да, — вздохнул Бодуэн IV, — да, вы правы, не стоит сейчас ворошить этот муравейник. Доспорим после победы. Сейчас у нас один враг. Очень сильный. Никому с ним не справиться в одиночку, и никому, что еще важнее, не договориться. Но если вместе: династия, патриарх, держатели крупнейших феодов, орден Святого Иоанна, наконец, — не перевесит ли все это таинственные заслуги тамплиеров на весах истории?
Никто не стал возражать королю.
Граф Д'Амьен взял с сиденья, стоявшего рядом, толстую, с металлической крышкой и серебряными застежками библию, поднял ее на левой руке и наложил сверху правую. К нему по одному стали подходить и остальные участники разговора. Первой, поверх сухой ладони великого провизора, легла пухлая ладонь его святейшества, потом железная длань Раймунда и, наконец, длиннопалая кисть итальянского маркиза. Все было совершено в молчаливой торжественности. Имел место и небольшой конфуз. Д'Амьен не рассчитал своих сил и вскоре почувствовал, что едва удерживает одной левой рукой, отягощенную общею клятвой, библию. Второй иоаннит, тот что с рассеченной губой, вовремя подскочил сбоку и помог ему. Король подошел «к клятве» последним.
После совершения этого обряда, первым убыл тот, кто клялся последним — его величество Бодуэн IV. Ненадолго задержались и Раймунд с Конрадом. Натянув капюшоны, они по очереди исчезали во тьме коридора. Их, по одному и разными путями, выводили из помещения лечебницы.
В потайной комнате остались трое. Великий провизор, патриарх и монах-иоаннит, тот, что поддерживал библию во время клятвы. Его звали де Сантор, в недавнем прошлом приор Наркибского замка, главной цитадели Иоаннитов в Палестине, человек не слишком родовитый, но продвинувшийся ввиду своих явных способностей.
Граф Д'Амьен заговорил после некоторого молчания. Вид у него был отнюдь не торжествующий, чего, казалось бы, можно было ожидать после столь патетическим способом заключенного договора со всеми сильными людьми королевства.
— Нам предстоит обсудить еще некоторые весьма важные проблемы. Я колебался стоит ли это делать в присутствии наших владетельных друзей. В конце концов, я решил, что излишняя доверительность, по крайней мере в настоящий момент, может только повредить.
Патриарх Гонорий погладил себя по округлой щеке.
— Говорите, наконец. Я с трудом представляю себе круг, который был бы уже нашего.
Великий провизор улыбнулся, и улыбка у него вышла несколько кривой.
— Я с удовольствием бы заменил политическую жизнь каким-нибудь подобьем шахматной партии, ибо количество случайностей норовящих встрять в колеса хорошо разработанному замыслу иной раз столь велико, что у меня опускаются руки.
— Мне хочется возразить против слова «случайность». Ибо, всякая случайность — всего лишь проявление чьего-то замысла, его ответного хода. Опасно считать жизнь хаотичной. В тот момент, когда она такой кажется, это значит, что она кем-то более умным организована против вас.
Д'Амьен задумчиво кивнул.
— Может быть, может быть. Но вернемся к нашей конкретной проблеме.
— Вернемся, — готовно согласился патриарх. Он тоже не слишком любил абстрактные разговоры, и не всякий род учености полагал благом. Приемы греческой риторики его просто раздражали и отвращали.
— Полагаю, что весьма скоро встанет вопрос о престолонаследовании.
— Вы считаете, что Бодуэн уже так плох?
— Ну, многое вы и сами могли рассмотреть, хотя бы и при таком освещении, ваше святейшество.
— Что-то с рассудком?
— Что-то с волей. Внутренне он мечется. Вроде бы он под нашим полным влиянием, но, вместе с тем, строить дальнозоркую политику в расчете на него было бы близоруко. Сегодня он с нами, а завтра бог весть.
— А почему вы, мессир, не захотели вести этот разговор в присутствии графа и маркиза? — осторожно спросил де Сантор.
— Потому что, по крайней мере для одного из них, он был бы слишком болезненным.
— Вы хотите сказать…
— Да, один из этих господ, лучшим исходом схватки с тамплиерами, видит свое воцарение на Иерусалимском троне.
— Кто же именно? — живо спросил патриарх.
— Итальянец, ваше святейшество. Он много сильнее Раймунда и, я бы сказал, самостоятельнее в мыслях. Постепенно он уже многих приучил к мысли, что его восшествие на престол, в принципе, возможно, но при этом он трезво смотрит на вещи, и понимает, что возможность эта не из разряда ближайших. Он также не уверен в том, что мы захотим поддержать его притязания.
— А мы захотим? — спросил патриарх.
— Пока не хотим. А когда захотим, то не сразу ему скажем об этом. Пока нам нужно очистить ситуацию в непосредственной близости от Сионского холма.
— Во-первых, мальчишка, — сказал де Сантор.
— Ему нет и двенадцати, в ближайшие пять лет он не опасен. Он медленно развивается и кажется моложе своих небольших лет. Верный признак — вокруг него не вьются прихлебатели и нет даже намека на какую-либо партию. Туповат, с характером крысенка. В общем, несимпатичен. Никому.
— Во-вторых, две дочери, — загнул пухлый палец его преосвященство.
Д'Амьен наклонил голову.
— Вот о них я и собираюсь поговорить. Воцариться любая из них может лишь по заключении подходящего брака, как сказано в уже упоминавшемся здесь всуе кодексе Годфруа. На мой взгляд, есть только один человек, устраивающий нас в этом смысле.