"Хотя с таким лицом труднее выдать какие-либо чувства, чем скрыть", – отметил Каролус.
В тот день, когда погиб Свежеватель, Освальд получил страшные раны, из-за которых стал ещё сильнее походить на потомка Ферруса Маннуса. На голове родными остались правый глаз, ухо, некоторые кости и небольшая полоска кожи.
Децимос даже обмолвился как-то, что Освальд – воплощённый образ Омниссии, сошедший с икон, наполовину машина, наполовину живое существо.
Апостол проговорил, не раскрывая рта – забывал постепенно о такой необходимости:
– Слава тебе, рыцарь! Рад видеть, что ты преодолел свой недуг.
Роланд ответил полупоклоном. Несмотря на внешнее спокойствие, Каролус заметил, что у его товарища дрожат пальцы.
– Да! Молодец, Роланд! – воскликнул Георг.
Он похлопал в ладоши. Остальные офицеры тоже поддержали аплодисментами.
Каролус присоединился. Он едва сдержал усмешку, глядя на Георга, потому что капитану страшно изранили… гордость. Орки сожгли шляпу и оставили ожог, который выглядел как ирокез, но наоборот: на макушке Георга осталась прямая линия выжженных волос.
– А я не вижу причин для радости, – проговорил адмирал Микаши. – Или воины Императора радуются теперь хотя бы тому, что остались в живых?
– Вообще-то да, – ответил Георг, прищурившись. – Неплохой повод.
– Мы понесли просто недопустимые потери! – Микаши рассёк ладонью воздух.
На фоне закопчённой горы Освальда, низкорослый и опрятный адмирал выглядел комично, однако не было на мостике существа, кому бы Микаши в тот день не помог.
– Вы уже подумали о том, как будет развиваться кампания на острове?! – продолжал адмирал.
Офицеры молчали. Каролус же спросил:
– Может быть, дождёмся остальных? Или…
– Или, – кивнул Георг. – Остальные офицеры или ранены, или убиты.
– Шай?! – спросил Каролус.
– В критическом состоянии, – нахмурился Георг. – Билл Ридд при смерти, Лейман готовится к протезированию, как и полковник Альварез. Остальные остались на острове. Навсегда.
Капитан обернулся к адмиралу Микаши и ответил:
– Что до кампании… у меня есть одна идея. Хотя и не уверен, что вам она придётся по душе.
9
Пока Георг Хокберг выбирал оружие, примерял один тип брони за другим, рассовывал по карманам обереги и хитроумные устройства, созданные рукой человека или чужака, Апостол просто молился.
"Со всей моей силой
Со всей моей волей
Всеми фибрами моей души
Я вверяю веру свою и душу свою
Бессмертному Императору
Пастырю Человечества".
Апостола защищали мастерски изготовленные силовые доспехи, он орудовал лучшими образцами из арсенала Молотов Пустоты, но не было у Освальда ничего надёжнее и смертоноснее веры в Бога-Императора.
"Обвалятся крепкие стены, заржавеют шедевры кузнечного искусства, и только вера в Бога-Императора нерушима и вечна", – так думал Апостол.
Ангел Смерти сложил руки в знак аквилы и опёрся лбом в ладони. С правого запястья свисали чётки, вырезанные из орочьих костей, а на кирасе покоилась бронированная коробочка с нательной аквилой Святого Свежевателя.
"Я клянусь оставаться праведным в службе.
И пусть тьма поглотит мою душу, если..."
– Как я тебе? – спросил Георг.
Капитан нацепил полные панцирные доспехи, которые даже ветераны старались всячески облегчать. Не только кираса, наплечники, наручи и наколенники, вообще все части тела защищены тяжёлой бронёй. Сзади Георг набросил плащ, чтобы скрыть устройство неизвестного происхождения, которое под тканью выглядело как горб. Капитан опоясался ножнами с саблей и повесил слева ещё и кобуру с гравитонным пистолетом. На шее Георга покачивался розарий. Вычурные перстни украшали каждый палец на правой руке. Чтобы скрыть недоразумение, в которое превратилась причёска, капитан воспользовался трофейным шлемом скутумского центуриона с золотым наличником и гребнем жёстких волос, окрашенных насыщенным багровым цветом.
Раньше Апостол не удержался бы от шутки в адрес Георга, но раньше он и не был Апостолом. Теперь же Освальд не позволял ничему отвлечь его от служения Богу-Императору. Существовал только Он... да ещё клятва верности вольному торговцу.