Освальд вернулся к молитвам, но различил через некоторое время, что кто-то ещё – кажется, женщина – находится рядом, но не решается требовать внимания.
– Что привело тебя сюда, сестра? – спросил Апостол.
– Мои дети… – женщина зарыдала, – мои родненькие… мои миленькие детки… они… они все мертвы! Погибли! Что же мне делать?! Как дальше жить?!
Освальд сказал:
– Давай скорбеть по погибшим вместе.
Женщина опустилась на колени. Освальд прочитал короткую молитву за упокой, а потом предложил:
– Вступай в культ. Мы сильны нашей верой и держимся друг за друга. Культ станет тебе семьёй.
Они помолились вместе в тишине, а потом на место женщины пришёл следующий страждущий.
В отличие от многих тысяч предыдущих этот не бился в истерике в поисках ответа на сокровенные вопросы, он не отчаялся, он не задыхался. Ему, возможно, уже и не требовался воздух. Страждущий опустился на аугметические колени и сложил протезы рук в знак аквилы. Потом он окинул Апостола взглядом алых оптических имплантатов, а его голосовой модуль синтезировал речь:
– По образу и подобию Святого Роберта и Бога-Машины я избавился от слабости плоти, преодолел множество испытаний и повторил путь Святого Акрама. Скажите, Апостол…
– Скажи, Апостол, – поправил Освальд.
– Скажи, Апостол, одарит ли меня Император чудом? И если не сейчас, то... когда? – собеседник замолчал, но потом добавил. – Я готов ждать.
– Тогда жди, брат, – ответил Освальд. – Веками я сражался во славу Бога-Императора, пока не покинул родной капитул. Тогда я восхвалял Его только на поле боя, теперь же все мои мысли только об Императоре, – Освальд сделал паузу, а потом продолжил. – Он так ни разу и не ответил. Но я продолжаю верить.
Собеседник вздохнул:
– Не стоило мне приходить сюда. Я знал ответ. А, кроме того... показал себя слабым.
– Порой даже сильнейший сомневается, – проговорил Апостол. – Я не гневаюсь. Я советую пойти в исповедальню и снять с души тяжкий груз.
– Так и сделаю, Апостол. Спасибо тебе.
Под мерный шум сервоприводов страждущий удалился, пропустив следующего человека.
– Ты – ложный идол, Апостол, – произнёс тот.
Освальд не двинулся, даже головы не повернул. Всё его внимание приковывала к себе статуя Бога-Императора.
"Благодарю за мудрость, который ты делишься, – проговорил про себя Освальд. – Благодарю за терпение".
– Ты – ложный идол, Апостол, – повторил собеседник. – Ты заслуживаешь смерти и забвения.
– Я заслуживаю смерти, – кивнул Освальд. – Когда-нибудь Бог-Император призовёт меня встать рядом, чтобы вместе отправиться на последнюю битву.
– Он даже не узнает твоего имени. Ты – ничто для Него! Ты – ничто по сравнению с Ним!
– Это правда.
– Не называй меня братом!
– Как хочешь, странник, – кивнул Освальд. – Но знай, что я не просил всего этого. Я лишь ничтожный червь и готов понести наказание за гордыню, гнев... зависть, уныние, тщеславие... Боже-Император, я состою из грехов! Я – сосуд греха и мечтаю об искуплении!
– Ты не заслуживаешь искупления!
– Не тебе это решать, странник.
Этот страждущий – единственный, кто ушёл от Апостола безутешным.
– Я всерьёз опасаюсь за твоё психическое здоровье, Освальд, – донёсся хорошо знакомый голос. – Тебя окружают если не юродивые, то совсем наглухо ебанутые.
– Здравствуй, Георг, – отозвался Освальд.
– Что это ты не проучил этого сумасшедшего?
– Он бы только укоренился в своём ко мне отношении. Я же надеюсь, что посеял сомнения.
– Ладно... Освальд, тут на меня уже нехорошо смотреть начали. Я ж только спросить зашёл, – капитан усмехнулся. – Пойдём на свежий воздух, поболтаем. Понятия не имею, как ты здесь ещё не задохнулся!
– Ладан – запах святости.
– Ага. Давай, поднимайся, монах!
Освальд вздохнул, но повиновался.
По пути к выходу перед Апостолом склонялись, а после прикасались или даже целовали те места, куда опускались его стопы. На выходе Освальда встретила толпа настолько огромная, что перекрыла любое движение в центре города. Но стоило только людям последовать за Апостолом, как тот повернулся и сказал:
– Прошу, позвольте мне поговорить с этим человеком наедине.
Народ отступил, но Георг всё равно расстегнул кобуру с инферно-пистолетом. Он привёл Освальда в кафе, столики которого стояли под открытым небом. Георг заказал себе чашечку рекафа с круассанами, Освальд же скрестил руки, отказавшись.