Антонио.
Он отвесил Шай пощёчину – головокружение, сумрак и собственное отражение в конце затемнённого туннеля отступили. Шай снова поглядела на поверженного врага и не обнаружила ни капли сходства.
– Надо бежать! Мы не сдержим их больше!
Большие выразительные глаза Антонио теперь можно было сравнить с прожекторами. Антонио дрожал.
Дрожала и Шай. Сил сопротивляться становилось всё меньше.
Виталий Сервий в тот же миг не сражался и не бежал, а стоял на коленях, держался за голову и выл, словно уже с трудом, но ещё удерживал съезжающую черепную коробку. Он встретился в ту проклятую ночь с тем, что не привидится и алкоголику в самом страшном горячечном бреду. Его товарищ по несчастью согнулся в приступе рвоты, а потом повалился на мостовую, обрастающую покровом гноящейся плоти. Наёмник бился в судорогах, пока через рот, через ушные отверстия и нос тянулись тоненькие сосуды, объединяющие его с демонической плотью в некий огромный богомерзкий организм. Вокруг завывали ожившие мертвецы, а упыри с перепончатыми крыльями рассекали пунцовые небеса.
Виталий мычал и не мог отвести руки в стороны. Вдруг голова скатится с плеч?
Авраам двигался вслед за Освальдом, который проделывал в рядах проклятых настоящие просеки, безустанно вздымая и опуская сверкающий молот. Освальд казался неудержимым и в высшей степени убеждённым в неизбежной победе праведников. Авраам же, расправляясь с очередной уродливой тварью, со вздохом отметил, что после сотен лет службы её окончание как никогда близко.
Как окончание Classis Libera вообще.