– Давай выберу, – предложил Дэниел.
– А я? – переспросила она.
В его красноречивом взгляде читалось: «Сама все понимаешь».
Она вздохнула.
– Я думала поставить Эда Ширана, он мне нравился в годы учебы.
– Ширана? – Дэниел усмехнулся. – Только его здесь не хватало…
– Его вообще-то раньше многие любили, – вмешалась Джоанна.
– Вы простите мою жену, – продолжил он. – Атмосферу чувствовать не умеет. И любит слушать старье. Можно сказать, просроченное. Кому оно нужно, да?
Шинейд потупила глаза на манер отруганной собаки.
Дэниел обнял ее за плечо и притянул к себе. Восторг мужа к тяжким гитарным риффам она не разделяла, но в музыке он дока, а значит, его вкус лучше – так он сам уверял. Но от его песен всегда вспыхивали темные цвета, а ей и так по жизни хватало мрака.
Шинейд не раз пыталась описать свои ощущения при звуках музыки: как ноты рождают в голове цветные всполохи. Бывает, услышишь песню, и вдруг невольно накатят воспоминания – так и тут.
«Раньше тебя за такое в лечебницу упекли бы!» – смеялся Дэниел.
На том все и кончилось.
– Как ремонт? – спросила Джоанна. – Вы, кажется, в прошлый раз обновляли квартиру.
– Да мы так, по мелочи: стены, обои… – ответила Шинейд.
Перед глазами возникла одна-единственная комната, куда не хватало смелости войти даже с новым интерьером.
– Я вот жить не могу без перестановок, – продолжила Джоанна. – Тим всякий раз бесится, а я на седьмом небе! Как свежего воздуха глотнула.
– У нас дизайн на Дэниеле. Его вкусам непросто угодить.
– Я вам поражаюсь, – протянула сослуживица и скривилась, будто сглотнув желчь.
Шинейд удивилась такой реакции. Дэниел любого умел пленить своей заразительной живостью и упорством, всегда находил подход к людям и перетягивал на свою сторону. Это добавляло ему шарма, особенно в первые годы. Такие мужчины – редкость.
Он жестом подозвал официанта.
– Мне ром с колой. Джоанна?
– Красное вино.
– А мне джин-тоник, пожалуйста, – сказала Шинейд.
– Может, что послабее? – вставил муж.
– О, моя песня, – заметила Джоанна. Заиграла Эми Уайнхаус. – Помните ее?
Шинейд кивнула. Ее покойная мать очень любила Эми.
– Идем-ка, – продолжила Джоанна. – Тряхнем стариной.
Она подняла Шинейд за руку. Та напоследок бросила взгляд на мужа, чья кислая физиономия подпортила радость момента. Весь танец ей хотелось провалиться сквозь землю, и едва песня кончилась, Шинейд поспешила обратно к Дэниелу. Тот только обдал ее молчаливым взглядом и ушел в туалет.
В это мгновение ей на плечо легла рука Джоанны.
– Ты зачем это терпишь, а?
– Что терплю?
– Не прикидывайся дурой, какой он тебя выставляет. Я больше не в силах молчать, ты уж прости. Он всякий раз с тобой на корпоративах не как муж, а как хозяин. Унижает поминутно. Несколько лет назад ты радовалась жизни, источала уверенность, а теперь без благоверного и слово боишься сказать… Он тебя изводит, ты с ним сама не своя! На лбу написано: ты хочешь большего, но как найти, не знаешь. Дэниел тебя душит, не дает расправить крылья!
Шинейд уже хотела заступиться за мужа – будто Джоанна не знает его вовсе, не в курсе, как он помог ей пережить худший миг жизни. За это она ради него на все готова. Да, порой он перегибает палку, но в душе вообще-то совсем другой. Он хочет для жены лучшего.
Однако впервые в жизни она не решилась встать на его сторону.
– Только без мужа ты заживешь полной жизнью, – сказала Джоанна. – Иначе он будет вытирать о тебя ноги все больше и больше. Начать с чистого листа никогда не поздно.
Глава 4
Эмилия
По телу Эмилии пробежала судорога, будто в макушку вонзилось что-то острое и наэлектризованное. В глазницах пульсировало; она выгнулась дугой, повернула голову набок и попыталась издать вопль. Тщетно. Из пересохшей гортани не вырвалось ни звука.
Надо отпихнуться руками, защититься! И опять ничего: руки плетьми лежали вдоль тела. Пальцы нащупали, судя по всему, простыню. Эмилия не без труда раскрыла глаза – сухие настолько, что все вокруг в ярком свете смешалось в пестрое месиво. Она интенсивно заморгала, и только тогда в них вернулась влага.
Вскоре помещение начало обретать очертания. Так, рядом никого. Ее пальцем не тронули, даром что боль выжигает огнем все тело. Вялые руки еле слушались – далеко не сразу удалось подтянуть их к пульсирующей макушке. И вновь ничего. Ни проводов, ни электродов. Неужели разряд приснился? Но больно было, как наяву…
В голове навязчивой мыслью билось: «Встань и осмотрись». Эмилия с трудом, сантиметр за сантиметром, подталкивала себя, пытаясь сесть на койке. В ладонях забегали иголочки. Приняв почти вертикальное положение, она несколько раз сжала кулаки, разгоняя кровь и восстанавливая чувствительность. Дрожащими пальцами потянулась к бутылке на прикроватном столике – сначала понюхала и только затем стала пить, пока жажда не отступила и не прорезался хотя бы шепот.