- Нет, конечно, я понимаю. Я именно это и хотел ему сказать, если бы увидел его, – закивал головой Малфой.
Гермиона посмотрела ему в глаза, и ей показалось, будто Драко стыдится чего-то. Она даже не спросила его ни о чем, а уже начала делать выводы, причем не самые радужные. Добрая половина Хогвартса знала и помнила о том, что Гермиона состояла с Малфоем в далеко не дружеских отношениях. Родители Драко были Пожирателями Смерти, и некоторые, даже несмотря на то, что Гермиона сражалась за свободу волшебного мира, всё равно видели в ней словно какого-то предателя.
- Мне нужно поговорить с миссис Уизли, – произнесла Гермиона.
- Ты в порядке? – Драко положил руку ей на плечо.
- Я справлюсь, – просипела в ответ Гермиона.
Драко глубоко вдохнул. За всю эту бессонную ночь его голову не покидала одна мысль. Эта мысль билась и билась в его голове, не давая покоя. Малфой надеялся, что когда всё закончится, он взглянет на вещи по-другому и люди станут видеть его в новом, хорошем, свете. Но ничего не изменилось. У каждого были свои заботы, свои дела, и до несчастной судьбы бывшего Пожирателя Смерти Драко Малфоя им не было дела, а если кто и обращал внимание, то смотрел лишь с презрением и осуждением. Пожалуй, надо бы к этому привыкнуть, да только Драко не хотел привыкать. Грейнджер сумела настолько изменить его принципы и характер, что ему самому захотелось стать лучше. И если раньше Драко было плевать на мнение других, то этим утром он понял, что всё это время был безоговорочно зависим от чужих слов.
Он вытер рукавом лоб, чтобы соленые капли пота не щипали глаза, и оглянулся назад. Мать и отец Драко сидели на скамье за когда-то столом Когтеврана, кажется. Рядом с ними в перепачканной и порванной изумрудного цвета пижаме суетился профессор Слизнорт и профессор Макгонагалл. Нарцисса и Люциус испуганно жались друг к другу, не расцепляя рук, и, глядя на них, Драко почему-то испытывал чувство благоговения и стыда одновременно.
- Я думаю, нам надо поговорить, – повернувшись к Гермионе, сказал волшебник.
- О чем?
- О… нас, – дрогнувшим голосом сказал Драко.
Гермиона странно посмотрела на него и убрала руки с плеч, чуть отступив назад.
- А это никак не может подождать?
- Думаю, нет, – ответил Малфой.
- Драко, сейчас на самое подходящее время… – севшим голосом произнесла Гермиона.
Кажется, она начинала понимать, о чем пойдет речь, и совершенно не испытывала желания говорить об этом. В их идеальном объятии и взглядах виднелась крупная прореха, о которой, подумала Гермиона, Драко давно догадался. Но разве сейчас подходящее время всё рушить? Нет, она не собиралась расставаться со своим счастьем.
- Ничего не изменится черед день, неделю, месяц, – скептически начал Малфой, – ты прекрасно понимаешь. Понадобятся годы, чтобы всё улеглось, забылось, а газетные налетчики успокоились и неплохо заработали, собирая сведения о моей жизни и жизни моей семьи.
- Я знаю, Драко…
- Не хочу, чтобы ты пострадала. В моем мире не было и никогда, наверное, не будет такого понятия, – безжалостно продолжал Драко, – как понятие и прощение. Я не могу ничего с этим поделать.
- Мерлин, ты… Ты просто не в себе, – затараторила Гермиона. – Не смей, слышишь? Не пытайся даже разрушить всё, что мы так долго возводили вместе. Мы вместе, Драко, ты слышишь меня?
Драко взял Гермиону за руку и отвел в сторону. Он сел на одну из пустых скамей возле учительского помоста и посадил Гермиону напротив.
- Я хочу лишь уберечь тебя, – полушепотом заговорил он. – У нас было слишком мало времени, чтобы проанализировать всё это, но сегодняшней ночью, во время битвы, я понял, почему у нас всё было так неправильно.
- Понял что? – возмущенно вздохнула Гермиона.
- Наши жизни, Гермиона. Они разные настолько, что это принесет нам только вред.
- Мы прошли через весь этот ад, чтобы ты потом заявил, что мы слишком разные?!
- Нет же! О, Мерлин, Гермиона, ведь ты прекрасно меня поняла! – разозлился Драко. – Ты сама столько раз неосознанно указывала мне, давала знаки, но я был просто не в состоянии тогда их заметить. А сейчас я вижу нас со стороны, и то, что открывается передо мной… Я причинил тебе столько боли.
- Боли? Разве у нас была только боль?
- Хорошего было слишком мало, – он покачал головой. – Ты заслуживаешь лучшего, и я…
- Ты думаешь, что я не буду счастлива с тобой? – оборвала его Гермиона. – Когда я увидела, что ты жив, в доме у Снегга, ты даже представить себе не можешь, какое облегчение я испытала, Драко! Когда я рисковала жизнью ради тебя, когда мы с Гарри…
- И я очень сожалею об этом, – печально сказал Драко. – Если бы я только раньше увидел всё это. Моя семья, моя жизнь – это всё не для тебя. На тебя будут показывать пальцем, тебя будут травить и оскорблять, ты просто не понимаешь ещё…
- Достаточно, – холодно и резко ответила Гермиона. – Я поняла всё и гораздо больше.
- Гермиона, я не…
- Я поняла, Малфой, – беспристрастно сказала она, – между нами всё окончательно и бесповоротно завершено. А сейчас мне надо к миссис Уизли.
Она поднялась и быстро зашагала в сторону рыжеволосой волшебницы. И слезы катились по её щекам, сливаясь с грязью и противно щипая кожу.
Война – это всё, что у них двоих было. Вторая Магическая, кровавая, война не могла затмиться ИХ войной, но та битва была тоже немаловажна. Битва между ними двумя, внутри них. Каждый день, с того самого момента, как их поселили в одном дортуаре, а может и ещё раньше – с того момента, как они впервые поцеловались – эта борьба ожесточенно шла. Отстаивать сначала свои интересы, а с течением времени – ИХ интересы. Обвинения, оскорбления, издевки; разве это вообще было между ними? И было ли это так важно, если потом они спасали друг друга и рисковали своими жизнями? Они предали свои принципы, свое общество, чтобы быть вместе. И, кажется, только за это они и держались.
Но сейчас… Война закончилась. Долгие тренировки, подготовка, стремления, споры, истерики, вера – всему этому пришел конец за одну ночь. Гарри, Гермиона и покойный Рон: вся их жизнь была посвящена избавлению мира от самого злого волшебника всех времен. И вот он уничтожен, но что же дальше? К мирной жизни ни Гермиона, ни Гарри не привыкли. А Драко? Его все эти годы сражений обходили стороной, кажется. Чувствовал ли он себя таким же раздавленным, как Гермиона? Сейчас всем было наплевать на двух подростков. Люди либо смирились, либо им было все равно. И тогда отношения Грейнджер и Малфоя теряли смысл. Они никогда не мечтали о спокойной счастливой жизни. Всё время на грани срыва, всё время на пределе. Это было великолепно, сводило с ума. Но это было и проклятьем. Как будто они в упор не замечали, что обречены. Вот же, раскрой глаза, наконец, ты упускаешь свое счастье вместе с уходящей за горизонт луной. С первыми лучами солнца ты потеряешь то, за что боролся весь год.
И солнце уже давно показалось над землей, слепя, ласково проводя своими искрящимися шипящими рукавами по щекам, чтобы высушить свежие слезы.
- Малфой, поставь бокал на место! Сейчас же, – прошипела Джинни, подбегая к Драко. – Это уже десятый по счету!
- Ты что-то путаешь, Поттер, – фыркнул он, – это только третий.
- Я немедленно зову Гермиону! – рявкнула девушка.
Она развернулась, хорошенько ударив Драко по лицу копной рыжих волос, приподняла подол золотистого платья и шагнула к гостям. Малфой, закатив глаза и хорошенько выругавшись про себя, хватил Джинни за руку и дернул на себя:
- Не надо никого звать. Ты, что, хочешь всё испортить? Я и так выслушивал её нотации из-за торта!
- Знаешь, – ухмыльнулась Джинни, – она правильно сделала, что отчитала тебя. И как можно было доверить тебе такое важное дело?
- Важное дело?! – удивленно переспросил Драко. – Да вы только торт мне и доверили!
- Да уж, доверь тебе всё торжество, и мы бы сейчас сидели в шалаше, попивая бренди, – хмыкнула младшая Уизли.
- Для подружки невесты ты слишком импульсивна.
- А ты для жениха слишком пьян, – она пожала плечами, высвобождая руку.
- Почему ты так ко мне относишься? – наигранно заскулил Драко.