Передвигался Сарокаев весьма быстро. Словно испуганная лань или заяц, он постоянно боялся, как бы его кто ни будь не схватил. При этом он постоянно, что-то бубнил себе под нос - был сам с собой в непрерывном диалоге. Сарокаев очень боялся, что его схватят, страх его чувствовался и поэтому его постоянно хватали. Ведь так хочется схватить бегущего зайца.
Если его обижали, а случалось это довольно таки часто, Сорокаев кричал громким и пронзительным пионерским голосом:
- Доктора! - делая ударение на последнем слоге.
Если крик не доходил до нужных ушей, выдавался второй вариант - гораздо громче, выше и пронзительней:
- Убива-а-ю-ю-ют !
Когда Сорокаев кричал, его голубые круглые глаза готовы были выпрыгнуть из орбит.
Рука, так вероломно похитившая у Рублёва тарелку с ужином, принадлежала пациенту пятой палаты. Санитар плетеным веником прошёлся по спине владельца вороватой руки. Тот выскочил из-под стола и побежал по коридору, скуля как побитая собака.
- Чево, варежку разинул - крикнул санитар Рублёву - Будешь зевать, они и ногу тебе отгрызут. Положите ему новую порцию - это адресовалось раздатчице.
- Тормыш шундый. - сказал старик татарин, сидевший напротив.
В коридоре Лёша-солдат схватил за шиворот Сорокаева и начал его трясти.
- Доктора! - визжал Сорокаев.
- Как вы безкультурно визжите - произнёс индеец Швецов, проходя мимо столовой. - Надо вот так.
Он замахал руками, явно пытаясь взлететь:
- Ку- ка - ре- ку-у-у-у!
- Убиваю-ю-ю-ют! - кричал Сорокаев.
- Весело тут - усмехнулся Рублёв и стал тыкать ложкой в кислый винегрет.
У Копейкина проблемы. Да ещё какие…
Копейкин пришёл в себя довольно быстро. Уже в полицейской буханке, куда его волоком привезли полицейские, он открыл глаза.
Первое что он увидел это лицо в белом халате и колпаке с серебряным зубом во рту. Лицо выражало озабоченность, потом радость. Лицо принадлежало тюремному врачу.
- Жив - пробубнил врач, сверкнув серебряным зубом. - Долго же ты. Минуту у твоего носа ватку с нашатырём держал. На тебя что, нашатырь не действует?
Копейкин посмотрел в жёлтые глаза тюремного врача, пытаясь найти в них какой нибудь подвох, но нашёл только искреннее удивление.
-Не действует. Мне в детстве его в компот наливали. Хотели что бы я побыстрее сдох - криво усмехнулся Копейкин.
Дальше была камера отдела полиции. «Шуба» на стенах и ночник место окна. Пьяный индеец, сидевший на соседней шконке попробовал петь. Копейкин резко пробил ему в печень. Индеец заскулил и понял, что безопасней ему лечь на лавку отвернуться от сокамерника и пролежать с закрытыми глазами до утра.
Копейкину не спалось. За ночь ему нужно было придумать, сколько нибудь пригодную версию для следователя и просчитать все возможные варианты развития ситуации. В мозгу ещё трепыхалась, словно рыба, выброшенная на песок, мысль, что у него получиться, получиться, как то отвертеться.
- Трудно придумать отмазку. Когда ты стреляешь человеку в лоб из пистолета. Тебя за этим делом вяжут. Да ещё тот, кого ты не пристрелил, будет иметь к тебе кучу вопросов - рассуждал Копейкин, нарезая по камере шаги. - И эти вопросы будут по-серьезней, чем у следователя. Если ты был готов выстрелить первым, то, что помешает ему выстрелить вторым.
Вся надежда оставалась на своих, но как они к этому отнесутся? Ведь он не выполнил задания. Не повязал себя кровью. Да и свой ли он теперь? Может быть, он им уже не нужен.
- Токсичный персонаж - так говорил босс о тех от кого были одни проблемы. Копейкин чувствовал, что теперь так могут сказать и про него.
Он так и не уснул в эту ночь.
Из протокола задержания подозреваемого Копейкина.
«Задержан в бессознательном состоянии, поэтому на заданные вопросы не отвечал. Доставлен в отделение, где к задержанному был применён комплекс мероприятий (испытаний), проще говоря, индейских пыток. Пытка на удушении при помощи противогаза - в простонародье слоник, и пытка с выворачиванием рук и тягой их к потолку через блок - в простонародье дыба.
Молчал как Виталий Боневур.
Пытки признаны ошибкой. Виновные раскаялись. Они плакали, прося прощения.
Прощены.
Коридор РОВД казался бесконечно длинным. Может быть от того, что был плохо освещён. Одно окно в начале, другое окно в конце.
- А если разбежаться и ...- подумал Копейкин.
Конвоир прочитал его мысли в купе с взглядами на окна и усмехнулся.
- Даже и не думай. Первое окно выходит во внутренний двор, второе в собачий питомник. Овчарки у нас дюже злые. Падать к ним в клетку не советую.
- Мерсис - изобразил поклон Копейкин - Собаки же все ушли?
-Эти не ушли. Служебные собаки остались. Да и как уйти из клетки?