- Зайцев возьмём? - спросил водитель.
Следователь и Копейкин посмотрели в сторону обочины. На остановке сидели зелёные зайцы. Штук семь, сидело на лавке, свесив лапы. Один заяц голосовал.
-Возьмём.
- Конечно, возьмём.
- Автобус только утром будет.
- Кто же их подвезёт.
Наперебой говорили следователь и Копейкин.
Зайцы залезли. Такси поехало.
Таксист был настоящим индейцем. Ирокез его был аккуратно подстрижен, и из самой гущи волос торчало перо диковинной птицы. Это было перо птицы Додо. Поговаривали, что индейцы тайно разводили эту птицу. Выращивали для перьев. Делали они это, не смотря на запрет. По ночам некоторые, особо свободолюбивые индейцы, втыкали перья Додо себе в ирокезы.
Пассажиры затянулись ещё по разу. После второй затяжки начали разговаривать с зайцами. Точнее, зайцы заговорили с ними. Заговорили первыми. О чём говорили? Никто потом не помнил, но то, что говорили, помнили все. Следователь курил косяк рукой проткнутой вилкой. Зайцы сочувствовали ему и пытались потуже затянуть повязку.
Ехали так долго, что стало казаться, что они попали, куда- то в вечность и не приедут никогда.
- Останови - крикнул Копейкин. - Водитель останови! Хочу в снег! Очень хочу.
- Остановлю. И так остановлю. Приехали.
Копейкин сунул водителю портмоне. Открыл дверь и упал в сугроб. Рядом упал, пристёгнутый к нему наручниками, следователь.
- Откуда снег? Сейчас же конец лета!
Копейкин лежал на спине и смотрел в звёздное августовское небо.
По небу проносились космические корабли, кометы и метеориты. Всё куда-то неслось лишь Копейкин, и следователь оставались неподвижными. Следователь упал в сугроб лицом и звёздного неба не видел. Копейкин развернул его .
- Смотри, какая красота!
-Красота - повторил следователь.
- Следователь. Отпусти меня. Я тебе шляпу подарю.
- Нам нельзя брать подарки у ковбоев - говорил следователь, выплёвывая снег изо рта.
- Тогда отвези меня на Дятлову гору.
Следователь молчал. Он видел только звёзды. Он не видел космических кораблей, комет и падающих метеоритов. Так было устроено его зрение. Но следователь был душевным человеком. Копейкин ему нравился, а если кто-то нравиться душевному человеку, то это симпатия на всю жизнь.
- Я же тебе руку проткнул вилкой. Отвези меня на Дятлову гору. Я необычный.
Зайцы стали потихонечку их из снега поднимать. Занимался рассвет. На востоке небо начинало светлеть. Следователь поднялся из сугроба и принялся отряхивать от снега брюки.
- Я отвезу тебя. Для того что бы ты жил.
А может это любовь?
Во всём этом сером мире, в котором Рублёв жил уже больше месяца, у него появилось белое пятно. Нет, это было не то белое пятно, которого боялась серая масса. Это было белое пятно сердечком, с огненно рыжими волосами и круглыми очками. У этого светлого сердечка было самое прекрасное имя - Жанна.
Рублёв хорошо помнил, как в первый раз увидел её. Он шёл по врачебному коридору на укол, а она просто стояла у окна и испуганно на него смотрела, перебирая тонкими пальцами ожерелье из желудей. На ней не было тогда белого халата, видимо она пришла устраиваться на работу.
Второй раз, она уже шла ему навстречу, всё по тому же врачебному коридору. Вообще этот коридор казался Рублёву, каким-то волшебным местом, в котором обитали эльфы и ангелы. Он разительно отличался от коридора отделения. Жанна шла ему навстречу и Рублёву нравилась её походка. В отличие от многих женщин ходивших здесь, в походке Жанны не было агрессии. Она шла мягко, но уверенно. Её плавно раскачивающиеся бёдра словно говорили Рублёву:
- Следуй за мной, мальчик. А там посмотрим.
За тем он пришёл к ней на перевязку. Рана подживала, и Рублёв даже жалел об этом. Когда она совсем заживёт, его не будут водить в процедурный кабинет, и он не будет каждый день видеть Жанну.
Через пару недель в отделении вспыхнула кожаная инфекция и его опять привели на укол. Галоперидол ему неделю как отменили, теперь кололи от кожаной инфекции.
- Горячий укол. В вену. Для профилактики кожаных заболеваний - говорила Рублёву дежурная медсестра в отделении.
С профилактикой он был согласен. Глядя на всевозможные кожаные язвы и коросты, которые покрывали тела здешних обитателей, не хотелось иметь такие же на своём теле. Пятая и четвёртая палаты были одним большим рассадником кожаных заболеваний. Во время банных дней, больных из этих палат раздевали догола и обсыпали каким-то вонючим порошком. Рублёв решил, что это Дуст, хотя никогда не видел этот порошок и не знал, для чего он предназначен. Просто слово Дуст - здесь больше всего подходило.
Рублёв вошёл в процедурный кабинет. Сел на стул и перекинул через спинку стула руку.