Я провел пальцами по щеке, ощупывая царапину.
- У тебя кровь! – с тревогой в голосе воскликнула Стрекоза. – Ты ранен, дай посмотрю.
- Ерунда, - отмахнулся я. – Небольшой порез.
- Ничего не ерунда, - Стрекоза отстегнулась и подобралась к моему сидению. – У тебя может быть сотрясение.
Не замечая, что делает, она практически забралась мне на колени, повернула голову, осматривая порез. Тонкие пальцы нежно ощупывали кожу, легко касаясь раны.
Ее лицо было так близко, что я мог рассмотреть мелкие морщинки вокруг глаз, тень на щеках от длинных ресниц и приоткрытый рот, с пухлой нижней губой. Она-то заинтересовала меня больше всего. Ее дыхание было рваным, но в какой-то момент оно стало тяжелым и хриплым. Оксана напряглась, и ее тело стало крепким как камень. Наши взгляды встретились. Не прерывая зрительного контакта, я положил руки на ее талию, притягивая ближе. Дыхание участилось, и не только мое. Я думал только секунду, а затем накрыл губы Стрекозы своими. С тихим стоном, девушка подалась мне навстречу, открывая рот для языка. Я как изголодавшийся зверь, а другое определение здесь и не подходило, накинулся на Оксану, пожирая ее, терзая, помечая. Девушка погрузила свои руки в мои волосы, царапая кожу. Бл*ть, как приятно. По позвоночнику прошлась волна дрожи, а внизу живота запорхали бабочки. Чистый, не с чем несравнимый, кайф!
Я нажал на кнопку, опуская сидение, и затуманенным взглядом посмотрел на Стрекозу. Какая же она все-таки красивая! Не почувствовав сопротивления, я вначале расстегнул куртку, а потом спустился к молнии на джинсах. Малышка тоже не осталась безучастной, перебирая пуговицы на моей рубашке.
Одежда полетела вниз, не оставляя барьеров. Я задыхался от потребности оказаться в ней. Оксана была прекрасна в своей наготе. Не худая, без выступающих ребер и костей, гладкая и округлая там, где надо. Совершенная и только моя.
Стрекоза терлась своим мокрым местечком о мой стояк. Невинность и страсть, непорочность и грех – сплелись в этой маленькой девочке. Я приподнял ее за бедра, насаживая на свой член, растягивая и заполняя каждый миллиметр ее плоти. Глухой хрип вырвался из моего горла, когда Стрекоза начала двигаться. Вначале медленно и несмело, а затем увереннее, наращивая темп, практически расплющивая мои яйца. Ее груди раскачивались вместе с ней, в непосредственной близости от моего лица. Я втягивал в рот ее розовые соски, прикусывая их, чертя зубами дорожку по нежной окружности.
Первой достигла оргазма Стрекоза. С надрывным стоном, она упала мне на грудь, а ее тело ломали конвульсии наслаждения. Я последовал следом за ней и в какой-то момент у меня отключились зрение, слух и мысли. Если и есть рай, то я только что там побывал.
Малышка все еще лежала на мне, в испарине и горячая. Я провел рукой вдоль ее позвоночника, огладил мягкую шелковистость бедер. Стрекоза пошевелилась, принимая вертикальное положение. Я попытался заглянуть в ее глаза, но она упорно отводила взгляд, пряча смущение и недосказанность за хаотичным поиском одежды.
- Стрекоза, - я тихо ее позвал.
Она не откликнулась, продолжая молча одеваться.
- Оксана, - с тяжелым вздохом повторил я. – Не закрывайся от меня. Мне надо тебе сказать…
- Не нужно ничего говорить, - перебила она меня. – Я знаю все, что ты хочешь мне сказать.
- Ты не поняла, - я попытался взять ее за руку.
- Денис, - с нажимом сказала она, выдергивая свою ладонь, - это был мой тебе прощальный подарок. Больше никогда ничего подобного не повторится. Дай мне жить!
Всю обратную дорогу назад ее последняя фраза набатом звучала у меня в голове. Не это ожидал я услышать от нее. Впервые в жизни я захотел все и всех послать к чертям и признаться Стрекозе, что меня тянет к ней, ломает и крутит без нее. Это было так странно и непривычно, но в тоже время волнующе и по настоящему, что ли. Никогда и ни к кому я ничего подобного не испытывал. Поэтому боль после ее слов, снежным комом нарастающая в груди, душила меня, лишая кислорода.
За поездку Стрекоза не произнесла больше ни слова. Отвернувшись к окну, она сидела полубоком, уставившись в ночную темноту. Так же молча она покинула салон и быстрым шагом направилась к дому. Скорее даже убегала, только не понятно: то ли от меня, то ли от себя. Я посмотрел на часы – стрелки показывали два часа ночи.