Вскоре мама вернулась и мы все переехали к тете в Зеленчукскую. В конце зимы 1943 года партизаны освободили станицу и я сам видел как водружали красное знамя на здании комендатуры. В то время опасность ареста была очень высокой. Нас детей тепло одевали и прятали в подвале у знакомых станичников. Каждую ночь наш дедушка Адам и бабушка громко молились богу, чтобы не пришли немцы нас арестовывать.
В конце зимы 1943 года партизаны освободили станицу и я сам видел как водружали красное знамя на здании комендатуры Так закончилась наша оккупация и мы вернулись в Микоян-Шахар, где нам вернули нашу квартиру и дали пенсию.
Стояла зима 1943 года. Мы все оказались свидетелями высылки местных карачаевцев на восток, в Сибирь за измену Родине. Грузовики с солдатами запрудили улицы Микоян-Шахара. Все население с ближайших аулов, включая женщин, стариков и детей с минимальным скарбом согнали на площади городка. В сопровождении криков женщин и плача детей, всех затолкали на грузовики и под конвоем отправляли в ссылку. Для нас детей это было жутким зрелищем (мне было уже 8 лет), а также для моей мамы и других жителей видеть брошенные и опустошенные аулы. разграбленные дома, брошенный скот, оставленное имущество – все это было настоящим адом.
К этому времени к нам из Богдановки вернулась моя сводная сестра Алиса Призова и рассказала страшную историю. В сентябре 1942 год фашистские оккупанты и местные полицаи совершили одно из самых зловещих преступлений войны. Они согнали все население села (494 человека), раздали мужчинам лопаты, заставили рыть яму на окраине Богдановки, раздели и хладнокровно всех расстреляли.
Моя сводная сестра Алиса Призова также оказалась в расстрельной очереди. Не выдержав чувства страха, она выскочила из очереди и прокричала эсесовскому офицеру: «Я не еврейка –я черкешенка!» Немец смешался, затем схватил ее за длинные волосы и толкнул в кузов стоящего рядом грузовика, и она сквозь отверствия в кузове видела как расстреливали ее маму, сестер и братьев. Они стоя на краю ямы тянули к ней руки и звали ее умереть вместе. Алиса была единственной, чудом оставшейся в живых. В числе расстрелянных оказалось 19 членов семьи Призовых – близких родственников и членов семьи моего отца.
В 1964 году в Ставрополе проходил открытый судебный процесс над арестованными русскими полицаями, участвовавшими в этой казни. Алиса Призова выступила в качестве единственной живой свидетельницей на суде кто рассказала всем присутствующим как совершалось это жуткое преступление фашистов в селе Богдановка (см. газету «Ставропольская правда» от 1964).
Кстати, в мемориальном парке в районе Шипсхед-Бэй в Нью-Йорке установлен каменный мемориал, посвященный расстрелу евреев в селе Богдановка 23 сентября 1942 года.
Весной 1943 года чудом уцелевшая Алиса присоединилась к нам в Микоян-Шахаре и в течении долгого времени не могла придти в себя от воспоминаний о последних минутах своих родных. Через некоторое время она стала уговаривать мою маму отпустить меня с ней в Богдановку чтобы посетить могилу и место казни ее близких. На подводах, ступеньках товарных поездов и пешком мы добрались до села. Оно находилось в пятидесяти километрах от Моздока и нам с Алисой пришлось пройти этот путь почти пешком, с ночевкой в открытом поле, поскольку из-за военной разрухи на нашем пути кроме одиночных подвод никакого транспорта не было. Cело оказалось почти вымершим и было почти полностью разрушено. Каждый день мы ходили к месту расстрела и Алиса плакала навзрыд, вспоминая как ее мама и сестра звали ее умереть с ними в обшей яме, которую сами вырыли. Я находил многие предметы на месте могилы: туфельки, игрушки, детскую одежду и другие вещи погибших.
Через месяц голодные, раздетые и почти без денег с трудом добрались до Микоян Шахара. Мама и сестры едва узнали нас.
Вскоре мы переехали в Грозный. Я стал ходить в школу. Жизнь была тяжелой, жилья не было, всегда полуголодные, скитались мы по разным квартирам. Чтобы прокормить нас, маме приходилось таскаться по базарам, менять и продавать сохранившую одежду, чтобы как-то прокормить нас. Учился я тогда в 5 классе. Никакой помощи со стороны города, кроме пустых обещаний не поступало. Тогда я решил обратиться с письмом к Лаврентию Берия, командующему КГБ и пограничными войсками СССР: мол, дорогой Лаврентий Павлович. семья геройски погибшего офицера пограничных войск НКВД Призова Якова, первого со своим отрядом бросившегося на защиту нашей границы в Польше 22 июня 1941 года, живет в невыносимых жизненных условиях, и никакой надежды на мало-мальское улучшение для учебы и жизни нет. По какому-то невероятному случаю мое ученическое письмо оказалось на столе у Берии