— Не в этой жизни, — разрыдалась лицом в ладони Катя.
Тамбова вышвырнуло взрывной волной наружу, хорошо приложив спиной о дерево. Сколько он провёл в отключке — неизвестно, но пыль успела осесть. Майор застонал и понемногу начал приходить в себя, хотя в глазах ещё двоилось. Первый вопрос был — где опергруппа? Второй — что за тип в сапогах сидит орлом на одиноко высящемся посреди обломков унитазе? Рябоватый усач в полувоенном френче напряжённо отслеживал из-под прикрытых век все телодвижения майора, сжимая в зубах потухшую трубку. Вот в ночной тиши раздался недвусмысленный звук. Тамбов потянулся к кобуре, но она оказалась пуста — пистолет при взрыве отшвырнуло куда-то.
— «Правды» у вас нет? Или другой пролетарской газеты? — осведомился человек во френче. Майор тупо помотал головой.
— Ильич в Шушенском как-то обмолвился, что важнейшим является говно. Кто не страдал запором, вряд ли сможет понять всю беспощадную логику ленинской мысли, — Коба сошёл со своего трона и, подтёршись лопухом, натянул штаны.
— Догматики от истории, чувствую, будут когда-нибудь утверждать, что Сталин вообще не испражнялся — но это безграмотное утверждение. Вы, как врач, должны понимать.
Тамбов где-то читал, что сумасшедшим нужно поддакивать. Похоже, здесь именно тот случай.
— Мы говорим Ленин — подразумеваем партия, — всплыло откуда-то в тупой голове. — Я сейчас свяжусь… с клиникой, — он достал телефон и судорожно стал набирать личный номер генерала МВД.
— Марат Кошерович, в Рябиновке теракт! Пионерлагерь взорван, имеются жертвы. Срочно нужно подкрепление и медпомощь. Секунду, у меня телефон вырывают… Короче, тут товарищ Сталин на линии.
— Тамбов, ты что — пьян? — генерал Шугал хотел уже в сердцах бросить трубку, когда в мембране неожиданно раздался до боли знакомый по кинохроникам ироничный голос с грузинскими интонациями:
— Здоровое недоверие — хорошая основа для совместной работы. Так, кажется, говорится, товарищ… Как ваша фамилия?
Генерал сам не понял, как вскочил с кресла и отрапортовал по стойке смирно.
— Есть человек — есть проблема, товарищ Шугал, — изрёк Коба, держа собеседника голосом на коротком поводке. — Надеюсь, с вами у нас проблем не будет… Срочно пришлите мне настоящего врача, а не этого… саботажника!
Бригада прибыла быстрее, чем ожидал Тамбов. Товарищ Сталин, внимание которого было умело отвлечено психиатром с внешностью интеллигентного эсесовца, получил сзади от подкравшегося двухметрового санитара разряд электрошока в шею, и был споро зафиксирован на носилках.
— Вы, очевидно, родственник больного? — спросил опера доктор, вкатывая бесчувственному Кобе двойную дозу аминазина.
— Сопровождающий. Майор Тамбов, следственный отдел МВД. Не будет у вас, доктор, глотка spiritus vini?
— Отчего же, коллега? — странный врач извлёк из кейса флакон с бесцветной жидкостью и профессионально нацедил в пробирку. — Угощайтесь.
Заглотив, майор сначала обратил внимание на странноватый вкус, а потом уже на неуместное обращение «коллега». В глазах разом потемнело, и он кулём повалился на траву.
— Мента тоже пакуем? — осведомился санитар.
— Некогда, — ответил главный. — Всё равно он ничего не вспомнит. Птичка в клетке — уходим.
— И как тебе расклад? — тревожно спросил дед Коля сгустившегося в утреннем тумане Дерендяя.
— Если коротко — то жопа, — буркнул фантом. — Как пить дать, заколют враги вождя народов. Нужно срочно возвращать Кобу домой, в восемнадцатый год. Иначе так всё замутится, что вообще потом не разгрести.
— Ясен пень, нужно. Вопрос — кому идти?
— Николай, даже не уговаривай — я к ним не ходок. Я старый гриб, моё дело — ботва, личинки-куколки, за погодой присматривать. А в боевуху вашу позабыл, как вообще играют.
— Ты предлагаешь отправить на дело Лили Марлен?
— Лиса одна точно напортачит, — поджал губы Дерендяй. — Тем более, они про неё уже в курсе.
— И кого тогда? Я Дыру сторожу, Левин ушёл в революцию, да и не знает он покуда ни хрена. Остаётся Катерина?
— Больше некому, — кивнул виртуальный мазык и начал медленно растворяться в утреннем мареве. — Она ж всё умела, когда твоей женой была. Тебе и карты в руки. Развороши ей ум хорошенько — а как до дела дойдёт, само и припомнится.
— Погоди ещё. Тут это… У меня Савинков под завалами — кажись, не дышит. А его ведь тоже надо домой возвращать.