Выбрать главу
* * *

Сульфат Шаньгу, испугавшись вспышек выстрелов, загородился бубном и прекратил стучать. Странный порнобоевик в формате 3D тут же прервался — перед ним снова была глухая дверь хранилища. Нет уж, хватит на сегодня экспериментов! Куда подевался этот мерзавец Соков?

ГЛАВА 4. ТОЧКА НЕВОЗВРАТА

Лисы-оборотни смертны, как и люди. Только в отличие от нас, они помнят свои прошлые жизни — по-видимому, эта память их не травмирует. Лисы мудры с рождения — хотя некая игривая мстительность им, как поговаривают даосы, отнюдь не чужда.

Фу Цзы.

Пионерлагерь звался хуже не придумаешь — какая ещё в ж. пень «Рябиновка»?

Очевидно, подразумевалась «Рябинушка», или что-то вроде — но привычно-алкогольные ассоциации в полусухом 1987-м окончательно взяли верх над останками убитых циррозом профкомовских мозгов. Когда спохватились — все документы уже вернулись из главка подписанными! Видать, там с бодунца тоже досиживал до пенсии ещё тот народец.

В итоге пришлось срочно досочинять для подрастающего поколения орнитологическую басню о некоей одноимённой птичке, крайне полезной, но редкой в Немском районе… Фуфло, слава КПСС, прокатило — но осадочек остался.

Короче, с этим лагерем не заладилось с первого дня. Не зря товарищ Газовнюк из облсовпрофа разводил пухлыми ручками — перед самым снятием только и успел, что умереть от инсульта на персональном толчке в расцвете творческих планов по приватизации… Но речь не о нём: «Ничего личного — бизнес…». 

Сперва в лагере пропали разом физрук и повариха. Якобы ушли в лес по грибы. Вроде нормально, грибы грибам рознь, сейчас этим никого не удивишь. Но следом в течение лета ухнули в никуда аж трое пионеров, причём один — по региональным меркам весьма непростой…

Присланный из области следователь КГБ тоже провалился, как сквозь землю. А это уже не шутки, товарищи! По слухам, потом его видели в девяносто втором в Ницце, рассекающим на белом «Мазератти» в компании двух модельных пелоток в соболях (чего только по злобе не налгут враги!)

В общем, лагерь пришлось закрыть — да и время уже подоспело. Через год советский режим с самым гуманным в мире соцобеспечением благополучно канул в квантово-запутанное Ничто…

Территория начала быстро зарастать малинником и чертополохом, с водонапорной башни и силовой установки энтузиасты ободрали цветмет. При этом регулярно поливали забор живущей поблизости бабки Чарушихи какой-то едкой жидкостью «с заговорами еретиков», отчего старухины кошки в количестве чёртовой дюжины каждое полнолунье оглашали округу сатанинским крещендо. Йети откровенно развратничали с русалками под хохот упырей и лешачих… Бабка ополоумела писать. Начальник райотдела милиции добряк Свинтидзе, принимая Чарушиху, как неизбежное зло, втихаря растапливал её заявлениями буржуйку на даче, и всё шло, как шло… Пока раздолбанный «газик» с сомнительной начинкой не тормознул однажды у крыльца.

— Викентий Карлыч! — крикнул сержант Ганешин, распахивая дверку. — Привёз!

— А привёз — так сам и занимайся, — проскрипел знакомый фальцет Чарушихи. — Потому, Карлыч твой опять на реке браконьеров ловит. У-у, полицаи! Сталина на вас нету! Русалок бы лучше ловили — да где вам!

— Это, Аномалиха… Базар фильтруй, да? — сержант, отворив дверь собачника, помог Левину сойти с подножки.

— Сам, говоришь? Лады… Пройдёмте, подозреваемый. А ты жрать волоки, яга, чем под дверью гундосить!

— Чичас, батюшка! К Анютке твоей в чипок доковыляю.

— Мухой метнулась! Фу, едрить, с ночи не жрамши… Присаживайтесь, гражданин, — Ганешин радушно пододвинул Владимиру Ильичу стул. — Водку будете?

Левин индифферентно пожал плечами. На казённом блюдце с ободком лежало три сдохших чипса и обкусанная долька чеснока — а есть хотелось, как из пушки… Выпили с ментом по сто из мутных стаканов. Изучив документы командировочного, сержант дружески приобнял его за плечи.

— Значит, говоришь, прислали с области? Нашу нечисть инспектировать?

— Типа того.

— И прибыл ты рейсом… Ага, вот и билет. Вчера, в 20–30. Всё верно?

— Господин полицейский! Позвольте…

— Сорри-бля — я не полицейский!

— Простите…

— Бог простит! — мусор рывком зафиксировал Левина за ворот и упёрся ему в глаза своими мутными щёлочками. — Объясняю для самых умных: аттестацию у нас пока один Карлыч прошёл. За толерантностью к нему. А я — русский мент, сержант Пётр Ганешин. Итак — слушаю. Где провёл ночь? Смотреть в глаза! Карманы вывернул!