К тому времени, как арбитр обмяк, Бетрим уже устал, как никогда раньше. Он весь покрылся неприятным холодным потом, из-за чего, возможно, впервые в жизни, ему захотелось помыться в ванне. Он отпустил тело старика, и оно соскользнуло на пол – раздался треск, когда череп ударился об камень.
– Семь, – ухмыльнулся Бетрим и начал возиться трёхпалой рукой с путами, державшими пятипалую. Казалось, вечность прошла, пока узлы распутались и его рука освободилась, но времени остановиться и отдохнуть не было. Бетрим убрал путы с головы и впервые за чёрт знает сколько времени окинул своё тело долгим взглядом.
Он исхудал, это уж точно. Там, где раньше были здоровые и сильные мышцы, теперь остались лишь кости, кожа, да обвисшая плоть. На его груди выпирали четыре новых красных шрама. Неужели Кессик на самом деле столько раз ударил его? Если так и было, то чудо, что он выжил. Чёрный Шип был хорошо знаком с колотыми ранами – в своё время он и наносил их, и получал. Его старая подруга, Генри, как-то раз ударила его ножом во время секса, чтобы посмотреть, как он истекает кровью. Впрочем, четыре раза его никто раньше ножом не ударял. Похоже, ещё один повод заставить Кессика заплатить.
С ловкостью рыбы на берегу Бетрим развязал оставшиеся путы. Казалось, потребовалось чертовски много времени на то, чтобы освободиться. Он свесил ноги с каменной плиты и спрыгнул вниз, и тут же рухнул рядом с телом старого арбитра. Ногам понадобилось добрых несколько минут, прежде чем он нашёл в себе силы снова попытаться на них подняться. Так что Бетрим схватился за каменную плиту и отталкивался от пола, пока не удалось выпрямиться. Кости щёлкали, мышцы болели и дрожали, но приятно было снова стоять прямо. Похоже, когда не имеешь возможности ходить, начинаешь скучать по ней, и Бетрим обнаружил, что немного пройтись более чем приятно.
В камере, где его держали, было особо не разгуляться. Может, десять футов на десять, с двумя факелами, светившими слабым оранжевым светом. В комнате была каменная плита, служившая столом, маленький деревянный стул, ещё один стол с множеством разнообразных лезвий и иголок, и каменная чаша, полная воды. Бетрим дошёл до чаши, сунул голову в холодную жидкость и основательно глотнул. Делал глоток за глотком, пока живот не раздулся. Потом нашёл удобный незанятый уголок и хорошенько поссал. Если честно, всю комнату провонял, зато почувствовал себя намного лучше.
Он вернулся к арбитру и раздел тело. Одежда был слишком маленькой, но Бетрим решил, что это лучше, чем ходить голым. На рубашке были пятна крови – она текла из арбитра, когда тот ударился головой об пол.
– Ебучие охотники на ведьм, – сказал Бетрим и плюнул на труп. Он бы ещё и пнул тело хорошенько, да вот только чувствовал себя слишком слабым для таких усилий.
Он обнаружил, что арбитрский плащ старика висит на крючке возле двери, и взял его. Плащ тоже был слишком мал, но если никто не будет вглядываться, то для исхудавшего тела Бетрима на какое-то время сойдёт. Он нашёл в кармане тяжёлую связку тёмных железных ключей и попытался открыть дверь. Вскоре он нашёл нужный ключ, быстро взглянул в коридор, выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь.
Первым делом он отметил, что стук прекратился. В тот миг, как дверь его камеры закрылась, он перестал слышать шум. Словно монотонный повторяющийся стук существовал исключительно внутри камеры. Бетрим слышал его уже так долго, что теперь почти заскучал по нему – словно этот шум стал обнадёживающей постоянной в его жизни. Эта мысль очень сильно разозлила Шипа, он развернулся, харкнул в дверь и зашагал прочь по коридору, не заботясь, куда тот ведёт, и куда он может вляпаться.
Чёрный камень стен, освещённый редкими факелами, тянулся перед Бетримом, покуда хватало глаз. Вроде как в конце коридора виднелся лестничный пролёт, но оказалось, что с такого расстояния сложно понять. Похоже, что отсутствие одного глаза означало, что он уже не мог видеть так далеко и так хорошо, как раньше. Не говоря уже о том, что ему приходилось сражаться с постоянным, всепоглощающим желанием потыкать в пустую глазницу.
Стены были грубыми, колкими на ощупь, и Бетриму хотелось бы прислониться и постоять, но ни к чему хорошему это бы не привело. Он хромал дальше в сторону того, что считал лестницей, почёсываясь от зуда в черепе. А потом он понял, что у него нет волос. Ублюдок-арбитр побрил его налысо. Бетриму это показалось серьёзным оскорблением. Они не только едва не убили его, а потом подлатали, только чтобы держать в плену, привязанным к столу, пока не решат наконец сжечь – им надо было ещё и голову ему побрить! Да, Чёрный Шип никогда не был в восторге от своей рыжей шевелюры – именно поэтому он красил волосы в чёрный цвет каждые несколько недель. Но намного меньше ему нравилось совсем без волос.